Долгих лет царствования
Шрифт:
– Но поможет ли это?
– Ты увидишь, что он там делал, а он нас не заметит.
Мне хотелось спорить, но он был прав. Если Холт нас увидит, то не сможет спрятать все свои тайны. И ведь он не знал, что мы были здесь – а я не могла позволить ему узнать об этом, пока окончательно не исключила из списка подозреваемых.
Так что пришлось ждать, укрывшись в нише статуи, прижимаясь к Фицрою – и соблюдая немотную, кошмарную тишину.
Почему Холт был здесь? О, существует ли невинная причина – быть в темноте, одному… Зачем?
Раздались шаги – и Холт вновь прошёл
Я выглянула из-за статуи. Холт держал в руках мешок, и его содержание, без сомнений, было драгоценным.
После того, как он пропал из виду, я выскользнула в коридор, и мы с Фицроем продолжили путь. Но храм был пуст. Лунный свет лился сквозь узкие окна, но тут не было ни золота, ни статуй, ни реликвий. Просто деревянные скамейки и алтарь – и больше ничего.
Почти ничего – на алтаре оставили цветы, свежие, ещё пахнущие.
– Ну что ж, здесь были грабители, - вздохнул Фицрой.
– А тут было что-то ещё?
– О да. Гобелены, золото, драгоценности в стенах. И всё пропало.
– Холт? Думаешь, он? Мне казалось, он верит – и не мог бы украсть у Забытых…
– Может быть, - сказала Мадлен, - если убедил бы себя, что это не воровство… Он ведь думал, что слишком уж ярок был старый двор? Может, считал, что золото оскорбляло Забытых?
– Как удобно, - хмыкнул Фицрой.
Я взяла один цветок с алтаря. Такие гладкие лепестки – и вправду, Холт. Свежесть, нежность, чистота. Хотелось опустить цветок в сумку, сохранить улику, но я остановилась. Это и вправду жертва – и пусть я не верила в Забытых, не могла её у них отобрать, поэтому осторожно положила на место, поворачиваясь к остальным.
– Пойдёмте на кухню, - вздохнула я, - пока сюда не пришёл кто-то ещё.
Двадцать четыре
Кухня была рядом с банкетным залом. К ней вела лестница, пусть и не украшенная, но соответствующая пышности дворца. Да, здесь было лучше, чем где-либо в Форте – ровный белый камень, широкие перила.
Кухня оказалась двумя огромными комнатами из красного кирпича. У одной стены выстроились печи, в центре стоял огромный стол, всё ещё заставленный разделочными досками, ножами, кастрюлями. На крючках висели сковородки, в углу высились горы пустых тарелок.
Но тут не было понятно, где ж делали торт. Не осталось следов пирога или его составляющих на центральном столе, так что я отправилась во вторую комнату, осматривая шкафы.
– Вот тут пустые мешки от сахара, - сказал Фицрой.
– Поставь их на центральный стол. И, Мадлен, Наоми, поищите что-то, в чём могла быть вода.
– Особенно если на нём есть какая-то интересная маркировка…
– О да, - я осмотрелась в поисках остатков торта или золота.
Но ничего не было. Сахара было слишком мало, мышьяка в нём не оказалось, и ни одного признака того, что воду привозили специально. Но должно же быть что-то!
– А что ещё общего в глазури и в торте? – прошептала я. – Что мы могли пропустить?
– Краситель? – предположила Наоми. – Торт был золотистым… Может, яд там.
Мадлен схватилась на стол,
– Нет, - выдохнула она. – О нет…
– Мадлен? – я схватила её за плечо. Она, казалось, вот-вот должна была упасть. – Что такое?
– Цвет… А что, если это было в красках?
– О чём ты?
Она тяжело выдохнула.
– Цвет… Такой красивый, яркий зелёный – там мышьяк как компонент! Его не едят – но ведь художники его используют, у них тогда на ногтях линии, чёрно-белые, от яда, - она соскоблила лак со своего пальца, пока не показался на свет ноготь, протянула мне руку. Ногтевую пластину пересекали белые линии. Живопись? – Не знаю, какой цвет использовали в торте, но в нём тоже могли использовать мышьяк… А если кто-то не знал… Несчастный случай? Может, никто вообще не хотел никого отравлять?
Наоми нахмурилась.
– Зачем пихать в краски яд?
– Художник пойдёт на всё ради нужного цвета! Они ж не едят краску – это их не убьёт! А если никто не знал, и они получили захватывающий, редкий цвет с мышьяком, а его использовали в пироге… А в торте этого было столько! В каждом кусочке! Это просто цвет. Цвет… Если видеть – и не знать. Нет, нет… - она опустилась на кухонный стул. – А если они умерли ни за что? Просто ни за что?
– Не знаю, - вздохнула я. – Не знаю, был ли в красителе яд. Кто-то мог использовать его по назначению… Не знаю. Сначала надо его найти.
Мы искали – но не было и намёка на красители. Богатый запах щекотал нос, но мы не нашли ничего хотя бы смутно золотого или жёлтого.
В сторону были отставлены четыре большие банки. Я открыла крышки – ничего, только темнота. Придвинула лампы – первый и второй были совершенно чистыми, но вот в третьем… в третьем можно было увидеть тонкий золотистый порошок.
– Тут! Я нашла! – при тусклом свете сказать что-либо было трудно, но это походило на торт. Много ли золотого порошка может быть на кухне?
Я воспользовалась своими инструментами, соскабливая его со стен из банки, добавляя в смешение цинка и селитры.
Краситель растворился, зашипел цинк, из чаши вырвался чесночный дым.
Они отшатнулись – а я просто смотрела на бурлящий метал. Вот он – ответ. Я думала, буду возбуждена – а теперь просто смотрела на эту смесь, чувствуя, как в груди затаилась странная неопределённость. Вот как это получилось, вот как их убили.
– Вот и всё, - вздохнула я. – Мы нашли яд – осталось найти того, кто его подбросил.
Мадлен издала дрожащий вздох.
– Это необязательно убийство, - промолвила я. Но нет. Если это несчастный случай, то у меня нет доказательств в свою защиту. Никто не поверит, даже если я сделаю всё на свете. – Но, может быть, стоит продолжить расследование – вдруг это кто-то спланировал?
Я взяла банку. Она была тяжёлой, неудобной – но я не хотела выпускать этот порошок. Надо было забрать его в лабораторию.
– Итак… Что вы здесь делаете?
Я подпрыгнула на месте. В дверях стояли двое мужчин с большими мешками. Из них торчали золотые подсвечники, какие-то чашки… Я прижала банку к груди, ударившись спиной о стол. Если они поймут, что я королева…