Долгий путь к себе
Шрифт:
Черные глаза Домны Тодоры смотрели на казака без страха.
— Зачем ты пришел? — спросила.
Тимош ухмыльнулся, дернул плечом.
— Как ты посмел напиться? Я приказываю тебе поить атаманов твоих, но твоя голова должна быть ясной. Вся Сучава на тебе! Все будущее дома Лупу и твоего дома!
Она поднялась с постели, набросила халат.
— Лошади дохнут. — Тимош опустил голову и вдруг заорал, затопал ногами: — Лошади дохнут, ведьма! Нам не на чем будет удрать из этой крысоловки!
Домна Тодора
— Иди за мной!
Взяли светильник. Они вошли в домашнюю церковь. Здесь, возле алтаря, Домна Тодора открыла неприметную для глаза потайную дверь, и они спустились крутой лестницей в подземелье. Несколько раз сворачивали в боковые проходы, пока не пришли к черному лазу. Домна Тодора первая втиснулась в нору. Тимошу ничего не оставалось, как ринуться вслед за тещей.
В круглом помещении, сложенном из больших тесаных камней, стояло четыре сундука, а на них и вокруг — груды мешков.
— В сундуках — золото, — сказала Домна Тодора. — В мешках — соболи, парча… Помоги мне спрятать вот это…
Она разгребла в углу землю, достала шкатулку, открыла.
— Это все сплошь алмазы, бриллианты и камни, которым нет цены. Помоги, — показала на стену. — Третий камень от полу, его можно вынуть.
Тимош повиновался. Обливаясь потом, вытянул из гнезда тяжеленный валун. Шкатулку в нишу Домна Тодора поставила сама, и Тимош водворил камень на место.
— Благодарю! — Лицо Домны Тодоры было строгим. — Я никому, кроме тебя, не могла доверить тайну. Если тайник уцелеет и если уцелеем мы — треть его я отдам тебе. Треть!
Домна Тодора пошла в обратный путь, и Тимош поплелся за нею, держась за голову: он и впрямь перепил вина.
Домна Тодора кликнула служанку.
— Отправь к нему кого-нибудь из моих фрейлин, да чтоб пышная была! Казаки пышных считают красавицами.
Тимош решил провести вылазку.
— Или мы добудем для коней фураж, или их придется забить, — сказал он казакам.
Вышли из трех ворот, чтоб запутать врага. Рисковали крупно. На вылазку Тимош взял с собою пять тысяч казаков из семи. За полтора месяца осады казаки потеряли тысячу товарищей убитыми и ранеными. Обороной города остался командовать Стефан Лупу.
Первый казачий отряд выбрался через ворота, ведущие в лес. Здесь была гора, самое неудобное место для атаки, но удар казаков был силен и настойчив. Кондрацкий понял намерение Тимоша. Казачий отряд собирается пробить брешь в кольце окружения и уйти. Пан Кондрацкий послал Стефану Георгию помощь. И тут отворились двое других ворот, и два больших казачьих отряда ударили с такой отвагой и силой, что выбили пехоту из окопов и обратили в бегство. Казаки, однако, не остановились, не повернули, они шли в глубь лагеря.
Князь Вишневецкий понял: свершилось! Желтый конь нес своего страшного, как сама смерть, всадника на его пушки. Пушки уже пальнули, перезарядить их — времени нет.
Князь Дмитрий вскочил на коня, вырвал из ножен саблю, натянул узду и увидал… Ноздри желтого коня черны, с сабли Тимоша льется кровь. И зубы! Зубы у коня и у всадника сверкали.
— Дьявол! — закричал князь Дмитрий, дал коню шпоры и пустил его, да только не грудь в грудь, а прочь, прочь, прочь…
В чистом поле только и пришел в память.
«Боже мой! Струсил!»
Казнить себя времени не было. Помчался обратно. Собрал таких же, как сам, беглецов, повел в атаку.
Казаки волочили к своей крепости две пушки. Уволокли бы, да лошади некормленые — из сил выбились.
Пан Кондрацкий, понявший свою оплошность, всей конницей напал на казаков, и те бежали за стены. Фураж они все-таки раздобыли: возов десять увезли… Но ради десяти возов затевать дело не стоило.
Семеро казаков попало в плен.
Кондрацкий тотчас приказал поставить перед крепостью виселицы.
— Воеводу ко мне! — Тимош сидел на своем обычном месте.
На дворе стояла телега, к которой Тимош привязывал своего коня. Конь ему мог пригодиться в любую минуту.
Казаки приволокли воеводу Сучавы.
— Поляки в городе есть?! — закричал на него Тимош.
— Какие поляки? Поляки там! — махнул воевода рукою в сторону осаждавших.
— Я не о тех. В городе есть хоть кто-нибудь польской крови?
— Есть! — обрадовался воевода. — Есть!
— Ко мне их! — А казакам своим приказал: — Ставьте виселицы на стене!
Поляков оказалось трое, но у двоих из них были жены дети…
Кондрацкий на размен согласился. Пленные казаки вернулись в Сучаву, а из Сучавы были изгнаны три семейства.
К этим несчастным и пришел князь Дмитрий Вишневецкий.
— Вы в Сучаве всю осаду, — сказал он им, — вспомните, нет ли у молодого Хмеля любимого места, откуда он за боем смотрит?
— Как же! Он всегда на одном месте сидит! — сказали обиженные на Тимоша горожане. — Все про то место знают.
— Не могли бы вы показать мне это место?
— Вон там! — охотно тыкали пальцами горожане в сторону крепости. — Вон, где обрыв. Высокое место. Оттуда во все стороны видно.
Это жизнь у людей долгая, как бы коротка она ни была, у смерти — нет времени.
Ядро ударилось в телегу, и Тимош получил сотню несмертельных ран. Его, как сыпью, побили занозы, большие, малые, мельчайшие.
Первым подбежал к наказному гетману Георгий, подхватил под руки.
— Да не ранен я! Это пустяки! — Но кровь заливала одежду, Тимош покачнулся. — Погляди тут! — кивнул Георгию. — Что-то они затевают. Пушки перетаскивали. Федоренко пусть готовым будет.