Долгое дело
Шрифт:
Теперь тихую минутку, которая была нужна ей для выделения того, что она собиралась сказать, взяла Калязина.
– Серафима Никитична, никому не проболталась?
– Никому.
– Маленькая справка. Если завтра с этой женщиной что-нибудь произойдет, то тебе не захочется жить.
– Как?..
– Если насчет хрустиков заправляешь мне фуфель, то не только пустим в дачку красного петуха, но и твоему Володьке крапленый мужик заделает перышко под ребро. Ясно?
– Господи, -
Калязина повесила трубку, выплыла на улицу, огляделась и неторопливо пошла к центру, к остановке такси. Но через десять шагов она поняла, что силы у нее последние, на исходе. Стоило бы подкрепиться.
Шантаж... Чего он ей стоит. Вот идти невмоготу. А если глянуть в суть чьи она берет деньги? Трудовые, сиротские, выигранные в лотерею? Принадлежащие Ливенцовой или ее взрослому балбесу? Нет, деньги покойника. Только дура считает своими деньги того мужика, с которым спала. Это лишь повод получить с него деньги, а не суть. По сути, деньги ничьи.
Она шла мимо школьной ограды, за которой полный мужчина в шляпе опробовал фонарь над зеленым щитом с оранжевыми буквами: "Срубил дерево посади новое".
– Гражданин, не скажете, где тут ближайший бар юга что-нибудь подобное?
– За углом есть "Рюмочная".
– Спасибо. А это вы придумали? - Она кивнула на оранжевые буквы.
– Да, у нас школа с биологическим уклоном.
– Хотите, я подарю вам целую кучу изящных лозунгов с биологическим уклоном?
– Буду рад, - любезно улыбнулся мужчина.
– Записывайте. Съел сосиску - вырасти поросенка. Выпил пиво - сдай бутылку.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Да разве его можно полюбить - человечество? Оно огромное - безликое, далекое, расселенное по стране, рассыпанное по земному шару... Можно ли полюбить того, с кем не соприкасаешься, не говоришь, кого не видишь? Вряд ли.
Но у него, у человечества, есть свои представители - это твои домашние, твои друзья, твои товарищи по работе, твои соседи... Полюби их - это и есть человечество.
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Сегодня у меня неплохой день, поэтому я выпила энное количество солнечного напитка и чувствую себя богиней. Кстати, могу изложить всю историю религии двумя строчками...
Сначала молились на камни-идолы. Затем поклонялись Зевсу-Юпитеру... Потом Христу-Магомету-Будде. А теперь все молятся самому могущественному богу из всех богов - Комфорту. Хотите жить комфортабельно - молитесь всемогущему Комфорту.
Из приемника рвался походный марш. Пылесос выл истерично, почти комариным голосом. Вода гулко - слышно на всех этажах - лилась в ванну какой-то вскипающей струей. На кухне, как пневматическая дверь, вздыхала паром кастрюля. Не квартира, а горячий цех.
Лида стояла в передней у зеркала и примеривала джинсовые босоножки. Может она позволить себе в субботу примерить обновку? Пусть квартира побушует звуками.
Звонок она услышала только потому, что стояла рядом с телефоном.
– Слушаю...
– Здравствуйте, Лида. Вы что, купили трактор?
– Вадим, подождите, я их утихомирю...
Она выключила пылесос и приемник, закрыла воду и подвернула огонь под кастрюлей.
– Не трактор, а генеральная уборка перед приездом дочери.
– А хозяин, наверное, подсинивает белье или замешивает тесто?
– Хозяин услан в магазин.
– А он мне нужен...
– Может быть, я передам?
– Желательно, чтобы Сергей завтра был дома.
– Завтра воскресенье, - напомнила она.
– Лида, мы же эти, как их, оперативники.
Вадим вздохнул - далеко и беззвучно. Или ей показалось? Иногда в трубке шуршит... Иногда кажется. Иногда думается.
– Давно у нас не были, - отозвалась она на тихие шумы в трубке.
– Вчера у вас грибы ел с компанией.
– Нет, как раньше, по-семейному, с девушкой...
– Все, Лида, завязано.
– А поиск невесты?
– Теперь и под наркозом не женюсь.
– Легко вы отказались от пленительной Светы.
– Какой?
– Боже, забыто такое чудесное слово. Ну, миловидной.
– Она не миловидная, а похожая.
– На кого, Вадим?
– Так... На идеал.
Лида вспыхнула и хотела что-то сказать, что-то спросить, но голос инспектора, почему-то жутко далекий и безжизненный, лишил силы и ее.
– Вадим, тогда ответьте мне на глупый вопрос...
– Я отвечу на все вопросы, кроме одного.
Она отчетливо слышала это "кроме одного", но ее сознание отторгло странные два слова, как чужеродные, сказанные не им и не для нее. Мог кто-нибудь вмешаться, случайно подключиться. Зачем ему намекать, что есть один какой-то запретный вопрос? Чтобы она спросила? Да? А он бы отшутился.
– Вадим, вы Светлане объяснялись в любви?
– Больше - я сделал предложение.
– Это не больше.
– В любви объясняться пошло.
– Вадим, с каких это пор?
– Разве та, кому объясняешься, не знает про твою любовь?
– Знает, - безвольно согласилась она.
– А той, для которой ты есть-не-есть, нужно ли объясняться?
– Не нужно.
– А вы говорили, что я ничего не понимаю в любви, - далеко усмехнулся Петельников.
– Вадим, вы понимаете любовь, - покорно подтвердила она.
– Любовь тоже регулируется, как вода из крана. Не так ли?
– Так...