Долина бессмертников
Шрифт:
Олег вынул коробочку, бережно раскрыл ее и надолго приковался взглядом к темно-красной игральной кости, совершенно убежденный, что именно ее бросал Модэ в свой последний вечер в ставке Кидолу. Он вспомнил вчерашнее явление Мишки у входа в музей и слова его. Вспомнил померещившийся в темноте аллеи жуткий взор Модэ — взор, который влил в него незнакомую доселе жестокость и помог подняться на ноги, несмотря на безжалостное избиение, и начать самому избивать, самозабвенно, с омерзительной ему сейчас нечеловеческой яростью…
Увидев Олега, Лариса ахнула:
— Боже, что они с тобой сделали!..
— Попадись я юэчжам, они еще не то бы сделали, — он, счастливо улыбаясь, смотрел в зеленовато искрившиеся ее глаза, но вдруг спохватился и погрустнел. — Если б ты знала, какую пакость я сотворил…
— Ох, не рассказывай сейчас! — она умоляюще сложила руки. — Потом когда-нибудь, ладно?
Олег виновато кивнул.
Подскочил Карлсон, взвизгнул от восторга, принялся теребить:
— Олег, а их много было, да?
— Масса, Карлсон, масса.
— А как ты их, а?
— Я их одной левой, — делая над собой усилие, афтэковским басом отвечал Олег. — Знаешь, Карлсон, какие товары теперь там в дефиците?
— Какие?
— Гробы и белые тапочки.
— Ой, Прокопий Павлович! — вдруг охнула Лариса. — Как же я забыла — у нас сегодня такая находка!..
Она убежала и через миг вернулась с пестрой коробкой от шоколадных конфет, в которой тускло поблескивал обрывок золотой фольги величиной с ладонь. Хомутов осторожно вынул, начал разглядывать, словно бы обнюхивая, старался быть сдержанным, но, увидев какие-то рельефные фигуры, просиял.
— Отменно! — воскликнул он. — Узоры… непонятные знаки… Пока различаются плохо, но после реставрации все это прояснится. Очень, очень интересная находка! Поздравляю, дорогая, поздравляю! — Двумя пальцами, почти не дыша, он уложил фольгу на место, снял шляпу и, церемонно держа ее на отлет, прикоснулся губами к Ларисиной руке. Юные туземцы восторженно взвыли, Олег зааплодировал.
Интересную находку по-своему оценил и Харитоныч.
— Как бы оно проклятым не оказалось, это самое золото, — сказал он неожиданно, восседая вечером у костра.
— А это хорошо или плохо? — тотчас полюбопытствовал Олег.
— Да уж чего лучше! — усмехнулся старик. — У нас в деревне — при царе еще было — один вот так же нашел золотой клад. Обрадовался, бедный, а обернулось-то оно боком.
— Арестовали? — догадалась Лариса.
— Какой там арестовали! Это бы еще ничего. Пострашней дело вышло — ночами ходить к нему начали…
— Кто, женщины? — оживился Олег.
Не удостоив его ответом, Харитоныч задумчиво покачал головой и начал сворачивать самокрутку.
„Вот, мошенник старый! — восхитился про себя поэт. — Смотри, как мастерски программу ведет: паузы выдерживает, нагнетает атмосферу…“
Юные туземцы затаили дыхание. Карлсон даже незаметно оглянулся: ночь, лес, огонь костра, рассказ о темных делах старины — что еще нужно, чтобы легким морозцем прошла по спине сладостная жуть?
Все терпеливо ждали, пока Харитоныч не спеша прикурит от уголька и сделает несколько глубоких затяжек.
— И месяца не прошло — другим стал человек, — наконец заговорил старик. — Весь почернел, высох и все на завалинке сидит и думу думает. Заговорят с ним, а он будто и не слышит. Домашние-то уж и попа звали, святой водой углы кропили, и бабка-знахарка воском страх отливала — нет, ничего не помогает. Сох, бедный, сох да и повесился. А перед смертью рассказал кому-то, что, вишь, по ночам к нему ходили… серые мешки.
Изумление было искренним и общим. Карлсон ахнул.
— Какие мешки? — дрогнувшим голосом спросила Лариса.
— Откуда ж я знаю, — пожал плечами Харитоныч. — Мешки и мешки… Вся деревня так говорила, а какие они — этого никто не видел.
— Да-а, — без улыбки протянул Олег. — Такого я, признаться, никак не ожидал. Домовые, ведьмы, черти — это привычно, но серые мешки, которые приходят по ночам!.. Потрясающий образ кто-то нашел. Я бы тому человеку от души руку пожал… Что ж, Лариса, придется тебе отнести на место свою находку, а то, смотри, начнут к тебе по ночам являться мешки, рюкзаки и прочая мягкая тара.
Подковырку Олега Харитоныч пропустил мимо ушей. Весьма довольный эффектом, произведенным серыми мешками, он начал новый рассказ.
Олег допил свой чай и незаметно ускользнул от костра. Ноги сами собой привели его на раскоп. Присев на краю захоронения, он достал игральную кость и начал снова рассматривать ее. При лунном свете астрагал выглядел зловеще — словно черный сгусток крови. „И не удивительно, коли эта штука побывала в руках Модэ“,—
Олег вздрогнул — ему показалось, что из темноты сейчас протянутся за астрагалом призрачные пальцы шаньюя. За спиной послышались шаги. Не оборачиваясь, Олег догадался, что это Хомутов. Прокопий Павлович опустился рядом, долго молчал и вдруг произнес грустно:
— В одной древней книге сказано: „Лучше совсем не рождаться тому, кто хочет узнать следующее: что выше небес, что ниже земли, что было прежде, что будет потом…“ Кажется, так…
Он взглянул на Олега, покивал:
— Да, да… Гляжу я на это, — Хомутов обвел рукой захоронение, — и знаешь какие мысли у меня появляются? Что Земля — планета печали… Да, печаль пока преобладает на ней. Вот мы хотя бы… копаем, углубляемся во все более древние слои, и всюду перед нами — смерть, следы войн, пожарищ… громадные пласты человеческих несчастий. Есть несчастья массовые — войны, голод, болезни… Например, за один только четырнадцатый век от чумы умерло сорок восемь миллионов человек. Ты представляешь себе это необозримое количество трупов? Тогда в мире было всего-то полмиллиарда населения… А вот эпидемий радости, счастья нет и не существует… Хорошо, с болезнями, даже со стихийными бедствиями можно бороться, но с войнами? Подсчитано, что за последние пять тысяч лет в мире произошло пятнадцать с половиной тысяч войн. В них погибло три с половиной миллиарда человек — больше, чем сейчас живых… Кстати, Александр Македонский некогда спросил у одного индийского мудреца, кого больше — живых или мертвых, и тот ответил, что живых, поскольку мертвых уже нет. Он был неправ, этот мудрец: мертвые есть…
— То есть как это — есть? — почему-то шепотом спросил Олег.
— Они в наших поступках, действиях, в нашей мудрости и в наших предрассудках. Возможно, ты не знаешь, но древние галлы были настолько убеждены в бессмертии души, что давали друг другу взаймы деньги с условием получить их обратно на том свете.
Это звучало смешно, но Олег не засмеялся.
— Так вот, дорогой Олег, — Хомутов пристально смотрел в глубину раскопа, словно читая нечто видимое только ему. — Мертвые все-таки рассчитываются. И рассчитываются они нашими руками, понимаешь?