Долина Новой жизни
Шрифт:
Боже, как тянулся этот ужасный день! Положительно, стрелки часов не хотели двигаться.
Я возвратился, как всегда, в Колонию и заставил себя поговорить со своим слугой, прогуляться по улицам с самым беспечным видом и даже зайти в клуб. Перед вечером я зашел к Фишерам. Анжелика уже была там. Мы сидели как на иголках, нетерпение овладевало нами. Бездействие в такие минуты кажется невыносимым. Надо было что-то сказать, но мысли путались, и язык не находил нужных слов. Анжелика была бледна, но взгляд ее был решителен и тверд. Она сидела, вытянувшись, гордо
– Ах, боже мой, боже мой! Лучше бы вы этого не затевали.
Сам Фишер усиленно тянул свою трубку, громко сопя. Его добрые голубые глаза смотрели на нас с жалостью. Наверное, он разделял чувства своей жены. Детишки забегали в комнату, и Анжелика по очереди перецеловала их. Когда настало время уходить, прощание вышло самое трогательное. Крупные слезы катились из глаз фрау Фишер. Мы долго трясли друг другу руки. Потом мы пошли, не оборачиваясь, так как нам тяжело было видеть наших добрых друзей.
В комнате Анжелики мы попрощались друг с другом, горячо прижавшись и запечатлев нежный поцелуй. Мало ли что могло случиться в эту решительную для нас ночь? Мне начало казаться, что мы совершаем какую-то ошибку, что, может быть, наш план имеет какие-то слабые стороны. Мне стало страшно. Я обнял мою возлюбленную и не решался отпустить ее, но она взяла меня за руки и промолвила:
– Всякие колебания в настоящее время не принесут нам ничего, кроме вреда. Я знаю, мой милый Рене, ты делаешь все это для меня и, конечно, ты боишься за меня.
– Моя дорогая, любимая Анжелика, если бы я шел на это дело один, я не переживал бы ни минуты.
– Тогда ты не должен больше думать обо мне; я не могла бы оставаться в Долине.
С трудом мы оторвались друг от друга. Я поехал один в Новый город, а Анжелика должна была отправиться к Тардье, чтобы там провести время до десяти часов вечера, когда она могла встретиться с Мартини. Посещение ею Тардье было придумано с тою целью, чтобы нас всех видели в различных местах. Мартини из Главного города, вместо того чтобы возвращаться в Колонию, должен был отвезти Анжелику к подножию горы, возвышающейся над Новым городом.
Камескасс, согласно условию, присоединялся к нам там же. Этот месяц он усиленно обучался летанию, так как мы думали воспользоваться этим путем сообщения, чтобы подняться к четвертому шлюзу.
Около девяти часов я был на назначенном месте. Лужайка на уступе горы с видом на залитый бесконечными огнями Город внизу, на озеро, пропадающее в темной дали, расстилалась передо мной. Молодой месяц, стоящий низко над горизонтом, тускло светил. Я укрылся под развесистым деревом и напряженно прислушивался. Звуки городской жизни едва доносились до моего уха; в траве и на листьях чирикали, скрипели и свистели бесчисленные насекомые; пахло зеленью и сыростью. Рядом со мною лежали четыре летательных аппарата и сверток костюмов.
Вот на дороге, пониже лужайки, послышались шаги. Кто-нибудь идет из наших. Кто именно? Но шаги удаляются и звуки замирают.
Опять тихо. Вокруг дерева закружилась летучая мышь. Заунывно начала кричать сова.
Рядом что-то захрустело, ветви задвигались, показалась человеческая фигура. Я теснее прижался к стволу дерева. Кто это?
– Рене, вы здесь? – раздался шепот.
– Это вы, Камескасс, – обрадовался я. – Вы так подкрались, что я ничего не слышал.
– Я не опоздал, луна еще не зашла.
– Скоро будет совсем темно, – отвечал я. – Я беспокоюсь об Анжелике.
– Они еще не опоздали, – проговорил Камескасс, осторожно закуривая папиросу – так, чтобы огонь не был виден с дороги. – Ну, как самочувствие?
– Ожидание для меня хуже всего.
Мы шепотом перекидывались словами и замолкали, прислушиваясь.
Сова, по-видимому, поймала мышь, потому что до нас донесся тонкий писк и хлопанье крыльев.
Чу, раздались шаги. Это они.
Прошло несколько минут. Месяц спрятался в облаках, громоздившихся между гор. Темнота охватила нас, и еще более ярко светился внизу Город.
Шелест платья, легкие шаги и тяжелое дыхание запыхавшегося человека. Анжелика шла впереди, за нею едва поспевал Мартини.
– Сюда, сюда, – шептал я ей навстречу.
Мы тесно уселись. Анжелика дотронулась до моей руки.
– Милый, все идет хорошо.
– Нам надо обождать здесь не менее часа, – сказал Мартини.
Разговаривать не хотелось. Я держал Анжелику за руку.
Легонький ветерок шумел в листьях. В Городе все затихло. Здесь рано кончается жизнь.
Что-то треснуло… сухая ветка упала с дерева. Мы вздрогнули. Вдруг едва слышно забили часы: раз, два, три. Одиннадцать!
– Ну, друзья, пора, – сказал Мартини.
Мы начали одеваться. Надели костюмы, ящики с крыльями, головные уборы; раздулись поочередно, и попробовали свои аппараты.
– Я первый!
И Мартини взлетел. За ним Анжелика, потом я и, наконец, Камескасс. Мы круто взяли вправо и понеслись над лесом, один за другим, на небольшом расстоянии. Мы выбрали направление между старыми и новыми шлюзами, как наиболее пустынное и мало посещаемое.
Крылья работали хорошо, и хотя мы круто поднимались кверху, мы не испытывали никаких затруднений.
Прошло около получаса. Мартини стал спускаться. Я взял в сторону, Анжелика последовала моему примеру. Мы подвигались теперь вперед развернутым фронтом. Черный лес кончался, поляна расстилалась под нами серым пятном. Спуск ночью был труден, очень труден. Мы снизились. Мартини опустился первый. Он побежал по земле, а мы все еще кружились в воздухе. Когда мы увидели, где он остановился, мы начали тоже спускаться. Все обошлось вполне благополучно. Мы осмотрелись: вокруг никого. Через несколько минут наши костюмы и приборы были спрятаны между кустами, и мы зашагали вперед. Мы шли гуськом, в том же порядке, как и летели. Все хранили молчание. В отдалении блеснул луч прожектора, и вдруг мы увидели, как яркий блеск света пробежал по зелени опушки.