Долина Пламени (Сборник)
Шрифт:
Между тем Барбара Пелл — в его мыслях снова возникли ее имя, и лицо, и красивое тело, опасное и завораживающее, как огонь, — между тем Барбара Пелл, например, ничуть не сомневается в том, что она высшее существо, подобно всем извращенным телепатам ее вида.
Он думал о горящем взгляде ее узких глаз, и о красных, раздвинутых в усмешке iy6ax. Он думал о рыжих локонах, ползущих, словно змеи, по ее плечам. И о кровавых мыслях, извивающихся, опять же как змеи, в ее сознании. Буркхальтер прекратил думать о ней.
Он очень устал. Чувство утомления, не соответствующее затраченной энергии, росло, охватывая его всего. Если бы
Кто-то приближался. Буркхальтер немедленно закрыл свой мозг туманным экраном и встал. За открытой дверью виднелся лишь густой лес, но теперь он мог разобрать чуть слышные, но становящиеся все громче звуки песни. Бродячие Псы, будучи кочевниками, пели при ходьбе — старые напевы и баллады замечательной простоты, дошедшие почти без изменения со времен, предшествующих Взрыву, хотя первоначальный их смысл и был забыт.
«Зеленые лилии сверкают росой; И я одинок, дорогая, расставшись с тобой…»Предки Бродячих Псов напевали эту песню вдоль всей границы Древней Мексики задолго до того, как война перестала казаться чем-то далеким и романтичным. Дед одного из нынешних исполнителей был мексиканцем, который путешествовал по Калифорнийскому побережью, обходя деревни и лениво следуя своей страсти к странствиям, в конце концов приведшей его в леса Канады. Его имя было Рамон Альварес, но внука его звали Кит Карсон Алверс; он пел, и в такт словам шевелилась его черная борода.
«Но к следующей встрече зеленые лилии Сменю на красные, белые, синие…»Среди Бродячих Псов особых менестрелей не было: они все были менестрелями; именно благодаря этому продолжали жить народные песни. С песней они спустились по тропинке и замолчали, увидев дом консула.
Буркхальтер наблюдал за ними. Перед его глазами разворачивалось прошлое. Он читал о Бродячих Псах, но лишь шесть недель назад довелось ему встретиться с этими пионерами нового времени. Их диковинные костюмы по-прежнему производили на него впечатление.
Их одежда сочетала функциональность и декоративность Куртки из оленьей кожи, которые сливались с цветовой гаммой леса, украшала бахрома из связанных узлами кисточек; на голове Алверса была енотовая шапка; все трое были в сандалиях из мягкой, но прочной лайки. На поясе у них были зачехленные ножи — охотничьи ножи, более простые и короткие, чем кинжалы городских жителей. На их лицах была написана отчаянная решимость; худощавые и загорелые, они, казалось, были представителями самой независимости, и это делало их братьями. Уже не одно поколение Бродячих Псов завоевывало у пустынь право на жизнь,
Буркхальтер вышел на порог.
— Заходите, — пригласил он. — Я консул, Гарри Буркхальтер.
— Ты получил наше сообщение? — спросил высокий, похожий на шотландца вождь с густой рыжей бородой. — Она, кажется, с норовом, эта штука, что вы установили в лесу.
— Передатчик? Он вполне нормально работает.
— Согласен Я — Кобб Мэттун. Это вот Кит Карсон Алверс, а это — Арбитр Байн.
Байн, чисто выбритый здоровяк, похожий на медведя, настороженно осматривался вокруг внимательными карими глазами. Ничего не сказав, он что-то хрюкнул в знак приветствия и пожал Буркхальтеру руку. Остальные последовали его примеру. Когда в руке лыски оказалась ладонь Алверса, он понял, что это тот самый человек, который собирается его убить, но не подал виду, что знает об этом.
— Рад, что вы пришли. Присаживайтесь и выпейте с дороги. Что вы будете?
— Виски, — буркнул Байн. Бокал целиком скрылся в его огромных лапах. Он с ухмылкой взглянул на сифон, покачал головой и залпом выпил такое количество виски, что горло Буркхальтера сочувственно сжалось.
Алверс также предпочел виски; Мэттун выпил джина с лимоном.
— У тебя недурной выбор выпивки, — сказал он, глядя на выдвинутый Буркхальтером бар. — Я могу разобрать некоторые этикетки, но — это что такое?
— Драмби. Попробуешь?
— Конечно, — ответил Мэттун; его заросший рыжими волосами кадык задвигался. — Отличная штука. Лучше, чем кукурузная водка, которую мы делаем в лесу…
— Если вы шли издалека, то, должно быть, проголодались, — сказал Буркхальтер. Он выдвинул овальный стол, выбрал закрытые тарелки с ленты конвейера и предложил гостям угощаться. Они без церемоний принялись за еду.
Алверс взглянул через стол.
— Ты один из этих лысок? — неожиданно спросил он.
— Да, — кивнул Буркхальтер. — А что?
— Значит, ты один из них, — сказал Мэттун, откровенно разглядывая era — Никогда не видел лыску так близко. Впрочем, может, и видел, но ведь в париках не разберешь.
Буркхальтер усмехнулся, когда тот подавил столь знакомое ему чувство болезненного отвращения. Его и прежде не раз разглядывали, и по той же причине.
— Я что, похож на урода, мистер Мэттун?
— Сколько времени ты был консулом? — спросил Мэттун.
— Шесть недель.
— О'кей, — сказал здоровяк; его голос был достаточно дружелюбным, хотя тон резким. — Ты должен запомнить, что у Бродячих Псов нет никаких мистеров. Я — Кобб Мэттун. Кобб для друзей, Мэттун для остальных. Нет, ты вовсе не похож на урода. Что, люди смеются над вами?
— Очень многие, — сказал Буркхальтер.
— Одно скажу. — Мэттун принялся за кость. — Мы в лесах не обращаем внимания на эти вещи. Если человек рождается странным, мы не насмехаемся над ним из-за этого. Во всяком случае, если он держится племени и ведет себя честно. Среди нас нет лысок, но кабы они были, то, я почему-то думаю, отношение к ним было бы лучше, чем здесь.
Вайн что-то пробурчал и налил еще виски. Алверс не сводил своих черных глаз с Буркхальтера.
— Ты читаешь мои мысли? — требовательно спросил Мэттун. Алверс сделал резкий вдох.