Долина Пламени (Сборник)

Каттнер Генри

Последние пятьсот лет Малеско пребывал в полной неподвижности, словно был заморожен, и духовенство господствовало здесь во благо себе и тому узурпатору, который ненадолго захватывал власть. Время от времени по Малеско прокатывалась волна мятежей, приносившая на трон очередного правителя. И жрецы поддерживали его, пока не объявлялся преемник. Однако все нити управления находились в руках жрецов, и они никогда не оставались внакладе.

Противоречия между церковью и государством, конечно же, существовали, но в Малеско сила науки оставалась за церковью, так как Алхимия основывается

на прикладной науке. В Малеско Галилей был бы жрецом, а не еретиком. Порох когда-то помог покорить огромные страны. В Малеско только жрецы могли с ним познакомиться: вся литература по химии находилась в храмах.

Как и в Египте, здесь долгое время не было даже намека на какие-то изменения в будущем. Только жрецы и короли могли рассчитывать на небесные блага.

Около трехсот лет назад, когда в нашем мире происходила колонизация Америки, Шекспир бражничал в таверне «Русалка», а восточная Европа по частям переходила в руки турок, в Малеско произошла мировая революция. Тогда жрецы впервые оказались перед лицом реальной опасности.

Мир Малеско меньше, чем наш. Значительную его часть занимают океан и необжитые земли. Но в те дни все населенные континенты захлестнула волна терроризма: простые люди обезумели и дали волю своим чувствам. Они не хотели быть благоразумными — им этого никогда не позволяли.

Представлений о самоконтроле у них было не больше, чем у рассерженных детей, потому что их сознанию никогда не доверяли. И, дойдя до дикого состояния, они установили царство террора по всему Малеско, вымещая злобу и разочарование друг на друге, если под рукой не оказывалось жрецов.

Произошло именно то, чего и следовало ожидать (вспомните Французскую революцию) — пятно позора легло на историю Малеско. Конечно, ответственность за все это несло духовенство, но оно без труда сумело переложить ее на революционеров.

И жрецы, как обычно, нашли ловкий способ успокоить народ. То же самое было и в Египте. Глубокое социальное противоречие было умело переведено в религиозную плоскость и без труда разрешено в пределах реального человеческого бытия. Не произойди это в Египте, вы бы вряд ли поверили, что такое возможно вне страниц романа.

Жрецы просто пообещали людям, что если они будут хорошо себя вести и отправятся по домам, то могут надеяться увидеть Рай после смерти. Это сработало. Египтяне безропотно приняли культ Осириса и продолжили строительство пирамид. Малескианцы впряглись в тяжкое ярмо, предложенное духовенством, и уверовали в Нью-Йорк как свой грядущий Рай.

В этот момент рассказа я подавился ужином, и Кориоулу пришлось похлопать меня по спине. Это напомнило ему какой-то анекдот, и он собрался было его рассказать, но я воспротивился.

— Продолжайте, — настаивал я. — Мне хочется побольше узнать о Рае.

Кориоул ел яйцо, которому голубой узор на скорлупе придавал праздничный, пасхальный вид. Очевидно, скорлупа была тоже съедобна. Кориоул хрустел ею так, что у меня по коже бегали мурашки.

— Вы уверены, — с хрустом спросил он, — что никто в вашем мире не знает о Малеско? Мы ведь с самого начала знали о Земле. Брешь между нашими мирами поначалу

была невелика. Жрецы, ясновидящие, прорицатели и им подобные легко устанавливали контакт. Мы точно выяснили, что произошло в те незапамятные времена. Жрецы не переставая твердят людям, что Земля пошла по правильному пути, а мы — по неправильному и понесем наказание за свои грехи.

Он окунул остатки яйца в сахар и отправил себе в рот.

— Буква «А», — сказал Кориоул, — это символ изменчивых миров. Я полагаю, вы заметили ее в городе. Когда жрецы говорят о Нью-Йорке, они делают такой знак, складывая большой и указательный пальцы вот так. Вершина буквы символизирует точку раскола между Малеско и Землей. Две расходящиеся внизу вертикальные черты изображают разные пути наших миров. А поперечная черта — это мост, по которому праведники переходят в Рай. Этим мостом воспользовались вы, Клиа и Джиммертон, чтобы попасть в Малеско.

Он неожиданно улыбнулся:

— Вы хотите увидеть Рай?

— Хотелось бы.

Кориоул поднялся, стряхивая крошки со своего оранжевого полотенца, и, подойдя к экрану, покрутил одну из ручек с позолоченными цифрами.

На экране появилась большая светящаяся буква «А». Когда она исчезла, зазвучал какой-то текст, который произносился нараспев под торжественную музыку. Я не понял, о чем шла речь, видимо, это был архаичный язык, но я ясно слышал, что Нью-Йорк упоминался несколько раз.

Серебристые облака на экране рассеялись, и перед нами предстал сверкающий город. Я подался вперед. Мы видели Нью-Йорк с высоты нескольких тысяч футов.

Я различал Вэттери и причалы на окраине города, зеленый прямоугольник Центрального парка и высокие здания в центре, возвышающиеся монолитами над улицами, расчерченными, как по линейке.

Бродвей вырывался углом из городской неразберихи, а на островах возвышалась величественная группа ослепительно белых небоскребов, отбрасывающих искры золотого света.

Мне показалось странным соседство Эйфелевой башни с Чатам сквер, а кроме того, на подъезды к Бруклинскому мосту бросало огромную треугольную тень строение, в котором я узнал пирамиду Хеопса. Но, несмотря на это, город был узнаваем.

— Не припомню, — сказал я своему кузену с сомнением, чтобы Сити Холл имел подобный ореол. Да и Эмпайр Стейт вовсе не покрыт золотом, знаете ли. А кроме того…

— Я вам верю. — сказал Кориоул. — Это ведь не настоящий Нью-Йорк, а так, подделка на потребу публике.

— Но как туда попала Эйфелева башня? — спросил я. — Ведь она в Париже.

— Осторожней в выражениях. Кощунственно подвергать сомнению алхимическую версию Рая.

— Собственно говоря, — заметил я, зачарованно всматриваясь в улицы Рая, — мне непонятно, почему они вообще выбрали Нью-Йорк. С точки зрения истории, это совсем молодой город. И к тому же триста лет назад, когда у вас произошло восстание, он еще не назывался Нью-Йорком.

— О, раньше нашим раем был Лондон, — объяснил Кориоул, но после некоторых перестановок в духовенстве лучшие люди после смерти стали отправляться в Нью-Йорк. Новую жизнь в Раю обретают только жрецы. Я вам об этом говорил?