Долина Пламени (Сборник)
Шрифт:
Потому что — к черту все клише — я люблю ее по-своему. Я не мог бы жить с ней, вы уже знаете, какова она. И вот поэтому я никогда бы не пошел вечером в то заведение, если бы знал, что она там поет.
Но я сидел, позвякивая льдом в бокале, и слушал ее голос. Они дали ей красивый голос. Я твердил про себя избитые истины, пытаясь не замечать прелести той песни, которая гипнотизировала всех в зале. «С лица воды не пить, — повторял я. Статен телом, а хорош ли делом. Синица в руках…»
Мои размышления были прерваны бурей аплодисментов. Я поднял глаза и увидел, как Малеска раскланивается. Каждое ее движение было преисполнено грации.
Она не примет отказа. Она опять подойдет ко мне, как только смолкнут аплодисменты, сядет рядом и будет умолять красивым грудным голосом, мягким, как бархат, и сладким, как мед.
Я залпом допил коктейль, вскочил и направился к выходу. Позади стихли аплодисменты и раздался голос Малески: «Эдди! Эдди!»
У дверей я почти бежал.
МУТАНТ
Роман
Перевод А. Соловьева
ОДИН
Я должен был как-то оставаться в живых, пока меня не найдут. Они будут разыскивать обломки моего самолета и рано или поздно найдут их, а потом отыщут и меня. Но ждать было тяжело.
Голубая дневная пустота окутывала белые вершины; потом наступила сверкающая ночь, характерная для этой высоты, — и она была такой же пустой. Не слышно было ни звука, не видно было ни реактивного самолета, ни вертолета. Я находился в полном одиночестве.
Именно это и было настоящей бедой.
Несколько сот лет назад, когда не существовало телепатов, одиночество было привычно людям. Но с тех пор как сознание мое заключено в костную скорлупу черепа, я не помню такого времени, когда бы полностью, абсолютно был отрезан от всех людей. Даже оглохнуть или ослепнуть — не так страшно, это, собственно, вообще не имеет значения для телепата.
Поскольку мой самолет разбился за границей горных вершин, я полностью был оторван от всех других, а для нас в постоянной связи разумов есть нечто такое, что дает человеку жизнь. Ампутированная конечность погибает от недостатка кислорода. Я погибал от недостатка… нет такого слова, которым можно передать то, что делает всех телепатов единым целым. И без этого человек оказывается в одиночестве, а в одиночестве люди долго не живут.
Я прислушивался той частью разума, которая улавливает беззвучные голоса других разумов, но слышал только глухое завывание ветра. Я видел, как снег вздымается пушистыми брызгами, как резче становятся голубые тени. Я поднял глаза — уже заалела восточная вершина, солнце заходило, а я по-прежнему был один.
Я мысленно прощупывал окружающее пространство. Небо темнело. Дрожала звезда, вспыхнувшая и замершая прямо надо мной. Повеяло холодом. В небе горели уже и другие звезды, катящиеся с востока на запад.
Вокруг меня было темно. В темноте были звезды и был я. Я лег на спину, больше уже не прислушиваясь. Никого из наших поблизости не было.
Я вглядывался в раскинувшуюся за звездами пустоту.
Ни вокруг меня, ни надо мной нет ничего живого, и почему, в сущности, я должен оставаться
Память телепата может проникнуть далеко, очень далеко, намного дальше момента его рождения.
Я могу четко видеть прошлое почти на двести лет, лишь глубже этого отчетливые, ясные телепатически переданные воспоминания начинают размываться и превращаться во вторичные воспоминания, почерпнутые из книг. Книги в своей истории восходят к Египту и Вавилону. Но это совсем не то, что первичные воспоминания, воспоминания полные — благодаря эмоциям, телепатически переданным старым человеком молодому, — и сохраняющиеся в памяти из поколения в поколение. Биографии телепатов не описаны в книгах, они хранятся в нашем сознании.
Особенно хорошо мы помним тех лысок, чьи судьбы ярче других рассказывают о самых напряженных моментах в истории всей нашей расы и чьи жизни мы зовем Ключевыми Жизнями.
Но они умерли, а я один.
Нет. Не совсем один. Со мною воспоминания. Бур-кхальтер и Бартон, Макней, Линк Коуди и Джеф Коуди — давно ушедшие, но по-прежнему полные жизни в моей памяти. Я могу воссоздать любую мысль, любое чувство, ощутить запах жухлой травы (где?), упругость земли под спешащими ногами (чьими?).
Как просто било бы расслабиться и умереть.
Нет. Подожди. Смотри. Они живы, Буркхальтер и Бартон; Ключевые Жизни остаются реальными, хотя люди, прожившие их когда-то, умерли. Эти люди с тобой. Ты не один.
Буркхальтер и Бартон, Макней и Линк с Джефом не умерли. Вспомни о них. Изучая их жизни, ты уже прожил их телепатически, как когда-то прожили они сами, и ты опять можешь сделать это. Ты не один.
Так что смотри. Пусть крутится пленка. Тогда ты вовсе не будешь один, ты будешь Эдом Буркхальтером, каким он был двести лет назад, почувствуешь холодный ветер, дующий в лицо с вершин горной гряды, ощутишь запах тимофеевки, станешь мысленно прощупывать мозг твоего сына… сына волынщика..
Началось.
Я был Эдом Буркхальтером.
Это было двести лет назад…
Зеленый Человек карабкался по хрустальным горам, а волосатые лица гномов глядели на него из расщелин. Это был лишь очередной эпизод в бесконечной, захватывающей одиссее Зеленого Человека. У него было уже немало приключений — ив Огненной стране, среди Изменяющих Измерения, и с Городскими Обезьянами, которые непрерывно смеялись, пока их толстые, неуклюжие пальцы возились с лучами смерти. С троллями, которые владели магией и пытались остановить Зеленого Человека при помощи колдовства. Маленькие силовые вихри крутились под ногами, пытаясь поймать Зеленого Человека — существо с изумительно развитой мускулатурой, божественно красивое, безволосое с головы до ног и с блестящей бледно-зеленой кожей. А силовые вихри вокруг образовывали пленительный узор. Если удастся проложить среди них путь — опасный путь, где особенно нужно избегать бледно-желтых завихрений, — можно пробраться.