Долина Пламени (Сборник)
Шрифт:
— Определенные операции, недоступные людям, — дополнил Куэйл.
«Конечно, — подумал Буркхальтер, — если бы мы могли соревноваться с нетелепатическим человечеством на основе равенства. Но разве слепые станут доверять зрячему? Сядут они с ним играть в покер? — Внезапно Буркхальтера охватило неприятное чувство горечи. — Где выход? Резервации для лысок? Изоляция? А разве нация слепых относится к зрячим с достаточным доверием для этого? Или их сотрут с лица земли — верное средство в системе взаимозависимости и взаимоограничения, сделавшее невозможной войну».
Он помнил, как стерли с лица земли Ред-Бэнк,
С геополитической точки зрения, это было хорошее устройство; социологически оно тоже было приемлемо, но несло неизбежно стремление к изменениям, ведь подсознательное желание выделиться существовало всегда. Права личности ценились все выше по мере децентрализации. И люди учились.
Они научились финансовым отношениям, основанным в большей степени на товарообмене; научились летать — никто не пользовался наземными средствами передвижения. Люди научились многим вещам, но они не забыли Взрыв, и в потайных местах около каждого города были припрятаны бомбы, которые могли полностью, с фантастической эффективностью уничтожить небольшой городок — так же, как подобные бомбы уничтожили огромные города во время Взрыва.
И всем было известно, как изготовить такие бомбы. В простоте их устройства была своя ужасная красота. Ингредиенты можно было найти где угодно, а соединить их не представляло особого труда. Оставалось только поднять вертолет над городом, сбросить эту яйцеобразную форму — и города как не бывало.
За пределами пустыни недовольных, неприспособленных людей, которые встречаются в любой нации, никто не трогал. А бродячие племена никогда не совершали набегов и не собирались в слишком большие группы, боясь уничтожения.
Люди искусства в некоторой степени также являлись неприспособленными, но они не были асоциальными, поэтому жили где хочется, рисовали, писали литературные и музыкальные произведения, уходя в свой собственный мир. Ученые, тоже неприспособленные люди во многих отношениях, укрывались в своих более крупных городах, создавая там небольшие сообщества, и добивались выдающихся технических успехов.
А лыски — те искали работу где могли.
Ни один нетелепат не мог бы смотреть на окружающий мир так, как Буркхальтер. Он необыкновенно хорошо осознавал наличие различных слоев человеческого
Однако он был человеком. Просто барьер, воздвигнутый телепатией, заставлял людей относиться к нему с подозрением — большим, чем если бы у него было две головы: тогда его могли бы жалеть. А так…
А так он настроил сканирующее устройство, чтобы на экране засветились новые страницы рукописи.
— Скажите, когда начнем, — обратился он к Куэйлу.
Куэйл откинул рукой свои седые волосы.
— Я сплошной комок нервов, — возразил он. — В конце концов, приведение в порядок моих материалов потребовало немалого напряжения.
— Что ж, всегда можно отложить публикацию. — Буркхальтер предложил это как бы мимоходом и был рад, что Куэйл не клюнул. Он тоже не любил неудач.
— Нет-нет, я хочу, чтобы это было сделано сейчас.
— Психокатарсис…
— Что ж, возможно, при помощи психолога. Но не…
— Лыски. Вы знаете, что многие лыски оказывают помощь психологам. И, кстати сказать, довольно успешно.
Куэйл включил устройство для курения и медленно затянулся.
— Я думаю, что… я слишком мало имел контактов с лысками. Или, наоборот, слишком много, без разбору. Я видел кое-кого из них в сумасшедшем доме… Надеюсь, я не сказал ничего обидного?
— Нет, — ответил Буркхальтер. — Любая мутация может оказаться слишком близко к крайней черте. Было среди них множество неудачных. Жесткое излучение вызвало одну настоящую мутацию; появились безволосые телепаты, но не все они вполне нормальны. Мозг — любопытное устройство, вы, думаю, знаете. Это, образно говоря, коллоидное балансирование на острие иглы. Если что-то не в порядке, телепатия обычно это выявляет. Вам, должно быть, известно, что Взрыв вызвал до черта психических расстройств, не только среди лысок, но и среди других появившихся тогда мутантов. Добавлю к этому, что почти все лыски склонны к паранойе.
— А также к старческому слабоумию, — добавил Куэйл с облегчением, так как разговор перешел на Буркхальтера.
— И к слабоумию, да. Когда телепатическими способностями обладает противоречивый разум — наследственно испорченный разум, — он не может с этим справиться. Наступает дезориентация. Параноидальная группа уходит в свой собственный мир, а слабоумные просто не осознают, что существует этот мир. Есть, конечно, исключения, но мне кажется, я выделил то, что лежит в основе.
— В некотором роде, — сказал Куэйл, — это страшно. Я не помню исторической параллели.
— Ее нет.
— Чем, вы думаете, это кончится?
— Не знаю, — произнес Буркхальтер задумчиво. — Я полагаю, мы ассимилируемся, а пока для этого прошло недостаточно много времени. Пока мы специализированы определенным образом и полезны в определенного вида работах.
— Если вас это устраивает, но лыски, не желающие носить парики…
— В них столько злости, что, думаю, их всех понемногу убьют на дуэлях. — Буркхальтер улыбнулся. — Невелика потеря. Что касается других, — мы все же получаем то, что хотим, — признание. У нас нет ни рогов, ни крылышек.