Долорес Клейборн
Шрифт:
Пошла я в этот кабинет – еле ноги волочу, будто на каждой по двадцать фунтов цемента налипло. Я уже догадывалась, что случилось, но не могла в толк взять, как это могло случиться. Господи! Книжки-то у меня, верно? И Джо не мог их взять, а потом назад положить. Ведь тогда замок бы сломанным оказался. И даже открой он его (а это чистый смех: он вилку с фасолью ко рту поднести не мог, не уронив половины), так в книжках либо были бы показаны взятые суммы, либо поставлен красный штамп: «Счет закрыт» – банки всегда для этого красными чернилами пользуются… И ни в одной из трех ничего этого нет.
Но я все равно знала, что от мистера Пийза
Я раз шесть все цифры просмотрела, а когда подняла глаза, вижу, мистер Пийз напротив меня руки потирает и вид у него обеспокоенный. На лысине пот блестит. Он не хуже меня понял, что произошло.
– Как вы видите, миссис Сент-Джордж, счета закрыл ваш муж, и…
– Как же так? – спрашиваю я его и бросаю на стол три книжки. Так их шлепнула, что он даже замигал и подпрыгнул. – Как же так, когда сберегательные книжки – вот они?
– Ну-у… – тянет он, облизывает губы и мигает, будто ящерица на солнцепеке. – Видите ли, миссис Сент-Джордж, это так называемые счета… то есть это были так называемые опекунские счета. Иными словами, ребенок, на чье имя открыт счет, может… мог бы снять с него ту или иную сумму, только если бы вы или ваш супруг заверили его подпись. А еще это означает, что любой из вас, как родитель, может снимать деньги с этих счетов, когда и сколько вы сочтете нужным. Как вы бы сделали сегодня, будь… кхе-кхе… на этих счетах какие-либо суммы.
– Но в книжках-то нигде никакие снятия не указаны! – говорю. Наверное, я в голос кричала, потому как люди в зале на нас оглядывались. Сквозь стеклянные стенки видно было. Да плевать я хотела… – Как он мог снять деньги без проклятых книжек?
Он ручки потирал все быстрее и быстрее. Они шуршали, как наждачная бумага, и если б он между ними сухую палку зажимал, так наверняка бы бумажки от жвачки в пепельнице поджег.
– Миссис Сент-Джордж, могу ли я попросить вас понизить голос…
– Мой голос – это мое дело, – кричу я еще громче, – а ты, дружок, лучше побеспокойся о том, как ведет дела этот дерьмовый банк! Сдается мне, тут есть о чем побеспокоиться!
Он взял из ящика листок бумаги и заглянул в него.
– Согласно этому документу, – говорит, – ваш муж заявил об утрате сберегательных книжек. И попросил выдать дубликаты. Это достаточно частое…
– Частое, не частое, чтоб ему провалиться! – Я прямо взвыла. – Вы меня не известили! Никто из банка меня не известил! Счета ведь были наши общие! Вот как мне объяснили, когда мы в пятьдесят первом открыли счета на Селену и на Джо Младшего. И то же самое было в пятьдесят четвертом, когда мы открыли счет на Питера. Вы что, хотите мне сказать, что с тех пор правила изменились?
– Миссис Сент-Джордж… – начал он, только у него ничего не вышло – он бы еще попробовал свистеть, набив рот печеньем! –
– Он вам наврал, и вы поверили его сказочке, попросил выдать ему новые книжки, и вы их ему выдали. Господи Боже ты мой! Кто, черт бы вас побрал, эти деньги в банк вносил, а? Если вы думаете, что Джо Сент-Джордж, так вы еще дурее, чем кажетесь!
В зале все даже притворяться бросили, будто своим делом заняты. Шеи вытягивают и смотрят на нас. И судя по ихним лицам, получали от представления большое удовольствие. Только посмотрела бы я, как бы они радовались, если бы птичкой упорхнули деньги, отложенные на колледж их деткам! Мистер Пийз покраснел, как перец. Даже его потная лысина стала красней красного.
– Прошу вас, миссис Сент-Джордж, – говорит он и, кажется, вот-вот заплачет. – Уверяю вас, мы поступили не только вполне законно, но и в точном соответствии с банковской практикой…
Тут я понизила голос, и злость во мне вдруг начала угасать. Джо меня провел, и еще как! И мне не требовалось второго раза, чтоб сказать, что весь стыд – мой.
– Может, это законно, а может, и нет, – говорю. – Чтоб точно узнать, придется вас в суд тащить, верно? А у меня на это ни времени, ни денег нет. Да и ведь меня доводит не то, что тут законно, а что нет… А то, что вам даже в голову не пришло, а может, кого-то еще заботят эти деньги. Или «банковская практика» не позволяет вам хоть разочек позвонить по чертову телефону? Номер-то – вот он, на всех этих листах, и он не изменился.
– Миссис Сент-Джордж, я крайне сожалею, но…
– А будь наоборот, – говорю, – приди я с басенкой, что книжки пропали, и попроси новые, начни я забирать то, что одиннадцать-двенадцать лет копилось… разве б вы не позвонили Джо? Будь деньги на месте сегодня и забери их я, как собиралась, разве бы вы не позвонили ему, едва я вышла бы за дверь? Сообщить ему – из чистой любезности, – что сделала его жена, так?
Я ведь этого и ждала, Энди. Потому и выбрала день, когда он уплыл со Стардиллами. Я думала вернуться на остров, взять детей, и наш бы след простыл, когда Джо подошел бы к двери с банкой пива в одной руке и обеденным бидончиком в другой.
Пийз посмотрел на меня и открыл рот. Потом снова закрыл и ничего не сказал. Ответ был написан у него на лице. Уж конечно, он – или кто-нибудь еще из банковских – позвонил бы Джо и звонил бы, звонил, пока не дозвонился. А почему? А потому что Джо был глава семьи, вот почему. Меня известить никто не подумал, потому что я-то была только его жена. И ничего в деньгах понимать не могла – только наскребала их, моя полы, оттирая плинтусы и унитазы. Если глава семьи решил забрать все деньги, скопленные для его детей на колледж, значит, у него должна быть на эта чертовски важная причина, а и нет ее – не имеет значения, он же глава дома и всем распоряжается. А его жена просто при нем, и ее дело – плинтусы, унитазы да обед из курицы в воскресенье.
– Если возникли какие-то проблемы, миссис Сент-Джордж, – говорит Пийз, – мне очень жаль, но…
– Если вы еще раз скажете, что вам жаль, я вам так наподдам в задницу, что у вас горб вырастет, – говорю, да только бояться ему было нечего. В ту минуту у меня силенок не хватило бы пнуть пивную банку через дорогу. – Скажите мне только одно, и я от вас отстану. Деньги истрачены?
– Откуда мне может быть это известно? – спрашивает он таким возмущенным голоском, будто я пообещала показать ему свою, если он мне покажет свой.