Долорес Клейборн

Кинг Стивен

Но клочочки эти я не бросила в ведро к битому стеклу и крышечке от «Джонни Уокера». Их я попозже в океан бросила. Перешла я через двор и уж хотела на крыльцо подняться, и тут меня как ударило. Джо выдрал полоску из моей комбинации, когда она за мной волочилась… а что, если он так этот клок и держит? Сжимает в руке, которая у него на колене лежит на дне колодца?

Я прямо похолодела… Вот-вот! Стою посреди двора под жарким июльским солнцем, а по коже мурашки бегают, а я оледенела до мозга костей, как в одном стишке говорилось, который я в школе учила. И тут снова Вера у меня в мозгу заговорила. «Поскольку, Долорес, ты ничего изменить не можешь, – говорит она, – то рекомендую тебе махнуть

рукой». Это она правильно посоветовала. Я поднялась на крыльцо и вошла в дом.

До конца утра я бродила по дому, на крыльцо выходила, все высматривала… Сама не знаю, что я высматривала. Может, думала, что внутренний глаз заметит, чего еще надо сделать или спрятать – ну как с этой кучкой досок было. Ну не знаю, только я ничего не заметила и не удумала.

Часов в одиннадцать я следующий шаг сделала – позвонила Гейл Лейвс в «Сосны». Спросила ее, как ей затмение и все прочее, а потом спросила, что там деется у ее светлости.

– Ну, – говорит Гейл, – жаловаться мне вроде бы не на что: я ж пока никого не видела, кроме лысого старикана с усами щеточкой… Понимаешь, про кого я?

– Понимаю, – говорю.

– Спускается так в полдесятого, выходит в сад и бродит там – еле ноги волочит и за голову держится, но хоть встал и оделся, не то, что все прочие. Когда Карен Джолендер спросила, не подать ли ему стакан свежего апельсинового сока, он подбежал к углу веранды и облевал петуньи. Слышала бы ты его, Долорес! Кхи-кхе-кха!

Я чуть не до слез смеялась. Редко когда мне так хорошо от смеха делалось.

– Видно, они хорошо погуляли, когда с парома вернулись, – говорит Гейл. – Если б мне по пять центов заплатили за каждый окурок, который я утром выбросила, – всего-то какие-нибудь паршивые пять центов, – так я бы могла новенький «шевроле» купить! Но я глянец наведу, до того как миссис Донован притащится со своим похмельем вниз, ты не беспокойся.

– Знаю, – говорю. – А если тебе помощь требуется, так ты знаешь кого позвать.

Тут Гейл засмеялась.

– Управлюсь, – говорит. – Ты и так всю последнюю неделю надрывалась. И миссис Донован это знает не хуже меня. До завтрашнего утра она тебя видеть не желает. И я тоже.

– Ну ладно, – говорю и маленькую такую паузу сделала. Она думала, я «до свидания» скажу, а когда я совсем другое сказала, так ей должно было запомниться… Чего я и хотела. – Ты Джо там не видела? – спрашиваю.

– Джо? – говорит. – Твоего Джо?

– Ну, да.

– Нет… я его тут не видела. А что?

– Он вчера ночевать не пришел.

– Ах, Долорес! – говорит она вроде как с ужасом, но и с интересом. – Запил?

– Само собой, – отвечаю. – Да я и не очень беспокоюсь – не в первый раз он всю ночь где-то на луну выл. Ничего, явится еще, пьяному и море по колено.

Тут я трубку положила: чувствую, что первое семечко я ловко посеяла.

На завтрак я себе поджарила сандвич с сыром, а есть не смогла. От запаха сыра и жареного хлеба у меня в животе даже жарко стало. Вместо еды я проглотила пару таблеток аспирина и прилегла. Совсем и не думала, что засну, а открыла глаза – уже почти четыре, и пора еще семена сеять. Звоню дружкам Джо – то есть тем, у кого телефон был, а таких раз-два и обчелся – и каждого спрашиваю, не видел ли он Джо. Вчера он домой ночевать не приходил, говорю, и до сих пор не пришел, ну, и я беспокоиться начала. Они мне все, конечно, «нет» ответили, и каждый старался выведать, что у нас было-то, но кое-что я сказала только Томми Андерсону – думается, потому как я знала, что Джо хвастал перед Томми, как он свою бабу в струне держит, и бедняга Томми по простоте всему верил. Но все равно я постаралась не перегнуть палку. Просто сказала, что мы с Джо поссорились и Джо, похоже, так озлился, что ушел.

Вечером я еще кое-кому звонила, а некоторым и по второму разу. И очень обрадовалась, что уже начались разговоры.

Ночью я спала скверно. Сны видела жуткие. Один про Джо. Он стоял на дне колодца и смотрел вверх на меня – белое лицо и два черных кружка над носом, будто он засунул в глаза по углю. Он жаловался, что совсем один там, и просил меня спрыгнуть к нему.

А второй сон был еще хуже, потому что он был про Селену. Ей четыре годика, и на ней розовое платьице, которое ей бабушка Трайша купила перед самой своей смертью. Селена подходит ко мне во дворе, и я вижу – у нее в руках мои ножницы для кройки. Я протянула руку к ним, а она головой замотала. «Вина моя, – говорит, – и платить должна я». Поднесла ножницы к лицу и откромсала себе нос. Чик – и все. Он упал в грязь между ее лакированными туфельками, и я проснулась от собственного крика. Было только четыре, но у меня ума хватило понять, что спать я больше не буду.

В семь снова позвонила в «Сосны». Ответил Кенопенски. Я ему сказала, что Вера меня ждет с утра, я знаю, но прийти не смогу – во всяком случае, пока не узнаю, куда девался мой муж. Я сказала, что он вторую ночь домой не возвращался, а прежде никогда, как бы пьян ни был, дольше одной ночи нигде не оставался.

Под конец нашего разговора Вера сняла вторую трубку и спросила, что происходит.

– Муж у меня куда-то пропал, – отвечаю.

Она помолчала – я б дорого дала, чтоб узнать, о чем она думала. Потом она сказала, что, будь она на моем месте, пропажа Джо Сент-Джорджа ее бы совсем не огорчила.

– Только вот, – отвечаю, – у нас трое детей, да и к нему я вроде как привыкла. Если он вернется, я тогда приду.

– Отлично, – говорит она, а потом добавляет: – Тед, ты слушаешь?

– Да, Вера, – говорит он.

– Ну так займись чем-нибудь достойным мужчины. Забей что-нибудь или опрокинь. Мне все равно.

– Да, Вера, – повторяет он, и в трубке щелкнуло – он свою положил.

Но Вера все равно немножко помолчала. А потом говорит:

– Может, с ним что-то случилось, Долорес?

– Да, – отвечаю, – и я не удивлюсь. Он последние недели пил по-черному, а когда я в день затмения попробовала заговорить с ним о детских деньгах, он чуть меня насмерть не задушил.

– А!.. Неужели? – говорит она. Еще помолчала, а потом сказала: – Желаю удачи, Долорес.

– Спасибо, – говорю. – Надо быть, она мне понадобится.

– Если я чем-нибудь смогу помочь, позвони.

– Вы очень добры, – отвечаю.

– Вовсе нет, – отрезала она. – Просто мне совсем не хочется тебя терять. В наши дни где взять прислугу, которая не будет заметать мусор под ковер?

А тем более прислугу, которая не забудет коврик с надписью правильно повернуть, подумала я, но вслух не сказала. Только еще раз ее поблагодарила и повесила трубку. Выждала еще полчаса и позвонила Гаррету Тибодо. В те дни Литл-Толлу начальники полиции положены не были, только городской полицейский. Ну Гаррет и занял это место, когда Шеррика в шестидесятом хватил удар.

Я сказала ему, что Джо две последние ночи домой не показывался и мне что-то тревожно. Гаррет чего-то мямлил – по-моему, он только-только встал и еще кофе толком не допил. Но обещал сообщить полиции на материке и порасспрашивать кое-кого на острове. Я знала, что спрашивать он будет тех, кому я уже звонила – некоторым и по два раза, – но ничего ему не сказала. Гаррет добавил, что к обеду Джо, конечно, придет домой, и повесил трубку. «Как же, жди, пердун старый, – подумала я и тоже трубку повесила. – Когда рак свистнет». Думается, у него хватило бы мозгов пропеть «Янки-Дудль», на унитазе сидя, хотя половину слов он, конечно, перезабыл бы.