Должница
Шрифт:
Когда все так поменялось?! Это же случилось не сегодня, не вчера!
Моя жизнь сделала крутой вираж в тот самый день, когда я украла его портмоне. Страх кратковременного, мнимого блаженства, накрыл меня мурашками по телу, словно тем, ночным снегом, но я решительно отмахнулась от него, прикрыв себя белоснежными, переливающимися надеждой в утренних, солнечных лучах, выстраданными крыльями счастья. Язвительный шепот внутри меня изводил, внушал, наговаривая, приводя аргументами сотни противоречий, но я не принимала их замечаний в расчет…
«Все не так! Не из-за треклятого фото!» — твердила я себе, в тысячный раз разбивая
Не заметила, как пролетел день!
Сейчас, поглаживая новенький паспорт, аккуратно заворачивая его в найденный газетный лист, бережно укладывая на дно своей сумки, переживала только о предстоящем вечере.
Без пяти семь…
Посмотрев на время, еще раз нервно прошлась расческой по волосам, привычно встряхивая их, идеально распределяя, подчеркивая совершенный овал лица. Покрутившись перед зеркалом, стоя на высоченных шпильках, в золотом, обтягивающем коротком платье-сорочке, провела руками по бедрам, неспокойно разглаживая несуществующие складки.
— Слава!
Услышав нетерпеливый окрик снизу, еще раз взглянув на себя в зеркало, выключила свет, тихо прикрыв дверь, подошла к ведущей вниз лестнице…
Стоя на самом верху, видела только фигуру мужчины, ждущего меня внизу, у подножия.
Безупречный!
В дорогущем костюме, сшитом по фигуре, подчеркивающий ее достоинства, раздразнивающий своей идеальностью. Серые, штормовые глаза сочетались со стальным цветом безупречно подобранной ткани. Ступая вниз, шаг за шагом, видела, как в его взгляде загораются звезды желания. Каждый стук моих каблучков — отражение, отчетливо слышимый мной перезвон, удар его сердца.
— Великолепная!
Обняв меня, накрыл мои плечи шикарным соболиным манто…
Я шумно выдохнула. Он рвано вдохнул.
Страшась моей реакции на первый, сделанный им подарок…
— Спасибо, — потираясь о мех щекой, благодарно приняла, чувствуя, как его отпускает потрескивающее между нами напряжение.
Дом был просто великолепен!
Поражало количество изумительно одетых гостей, учитывая, что Сережа предупредил, что это будет семейный прием в узком кругу. Сейчас, здесь, я чувствовала себя крайне неуютно. Белой, ощипанной вороной среди лебедей и павлинов — ценителей светской жизни. Стоя в укромном уголке за колонной в викторианском стиле, я с любопытством рассматривала цветную круговерть гостей, выделяя лишь хозяина дома…
Не заметить его было невозможно!
Безупречной красоты мужчина, с темным, почти черными, пронизывающими насквозь глазами, притягивающими взгляд. Их тандем с Сережей был идеален! Находясь рядом, один, мрачно темный, другой, холодно-стальной — они были единым целым, точным отражением, но так же и точечным дополнением друг друга.
— Красивый?
Услышав тихий голос за спиной, обернулась, встретившись с рыжей хозяйкой дома.
— Я, Лиза. — Протянув мне руку, она решительно сжала мою, привлекая меня чуть ближе, шепча на ухо. — Сама до сих пор не могу привыкнуть…
Открыто улыбнувшись ей, я искренне выдохнула:
— Я думала, что Сережа один такой…
Колокольчиком рассмеявшись, Лиза, взяв меня за руку, провела в сторону кухни, минуя настойчивых гостей, уводя на безопасный островок спокойствия. Прикрыв за ними дверь, прислонилась к ней спиной, не таясь,
Хрупкая, маленькая, с копной ярко-красных, кудрявых волос, прикрывающих поясницу. Красивая? Нет, скорее, очень необычная. Как маленькая птичка-колибри, обжигающая, словно вспышка радости…
— Идеальная, — услышала я ее вердикт.
Выдохнув, я приняла утверждение, но покачала головой…
— Не совсем, — начала я, но была остановлена, пресекающим продолжение, движением руки.
— Точно такая же, как мой Саша! Безупречная снаружи, с безобразно стянутой раной внутри. Со своей страшной, ссохшейся в камень, изюминкой, такая подходящая Сереже.
Больно! От того, что услышала правду, вслух, сказанную совершенно незнакомым мне человеком, скрутило внутренности, с силой жестокой правды, пытаясь вырвать из груди стянутое спазмами горечи сердце. Задохнувшись от накрывших меня эмоций, я кивнула ей, проходя назад, в гостиную, пытаясь найти глазами Сергея. Но его не было, как и хозяина дома.
Проходя внутрь, пытаясь выйти на террасу, приоткрывала дверь одну за одной, пока не остановилась, у последней. Взявшись за ручку, повернув ее, услышала голоса, громко спорящие, ярко горящие звучавшим в них несогласием…
— Украла портмоне? И ты повелся?! Ты в своем уме, Сокол?!
— Не в фото дело! Теперь уже не в нем…
— А в чем?! Что за глупость! Тебе баб мало?!
— Предостаточно! Но…
Слушать дальше не стала. Действительно, предостаточно!
Прикрывая за собой дверь, отпуская ее ручку, четко прочувствовала, без прикрас увидев истинное положение вещей. Прижалась к стене, откинув голову, ощущая, как мои крылья счастья вырывает прямо с мясом, бездумно выворачивая лопатки, ломая кости озвученной вслух правдой…
Делая шаг по коридору, потом еще один, удаляясь от клятой двери, я не хотела слышать продолжения разговора, не желая Сережиных ответов, потому, что я сама видела всю уродливость в громко прозвучавших словах, добивающих меня откровенной честностью.
Воровка! Только поэтому получила шанс, выкрав его у жадной до щедрот судьбы.
Должница!
Опоясывающая боль скручивает меня, вырывая дыхание, с надрывом, с хрипом, мучительно раздирая меня изнутри, так, что я захлебываюсь кровью истины, глотая соль справедливости, до тошноты, чувствуя, что тавро правды выжигает все чувства на уродливом сердце. Прижигая, шипя от железного ярлыка подлинности, сжигая плоть, ставя на нем позорное клеймо воровки…
Выхожу на улицу, желая быстрее уехать, всматриваюсь в отъезжающие и приезжающие к дому машины.
Подхожу к самой первой, прося меня подвезти…
"Куда?" — издалека слышу я, и автоматом называю адрес Сережи:
— Домой…
И это «домой» вырывает с мясом, не вырезает, а именно рвет, кусками, скручивая плоть, сдергивая ее прямо с костей, оголяя, счищая ножом истины, словно уже неживую.
Быстро вбегая наверх, переодеваюсь в джинсы, накидывая на плечи старенькую курточку, закидывая в сумку свое платье и туфли. Спускаясь вниз, проходя в его спальню, шарю по карманам, доставая аккуратно сохраненное фото, разворачивая его, снимая чистый тетрадный лист, в который оно было завернуто, оставляя его на кровати, вместе с пустой оберткой, без единого слова объяснения.