Дом Безгласия
Шрифт:
– Согласен.
И мы углубились в лес. Деревья становились все мощнее и росли кучнее, листва сгущалась, будто на нас наступало зеленое море. Солнце огненными лучами цеплялось за горизонт. Тени внезапно удлинились, и силуэты деревьев на земле сделались длиннее, чем стволы, которые эти тени отбрасывали. Воздух приобрел мрачный оттенок; по-прежнему золотистый, он как бы наполнился печалью, словно оплакивал неизбежное завершение чудесного дня. Мы шли рука об руку, наслаждаясь видом, звуками и друг другом.
– Придумала что-нибудь? – спросил я, когда молчание слишком затянулось.
– Да. – Андреа перешагнула через корень размером с аллигатора и поднырнула под свисающую ветку; я шел след в след, с радостью уступая подруге роль первопроходца. – Только это совсем не забавно. Скорее… глупо.
– Могу поспорить, будет круто. Удиви меня, милочка.
Очередную свисающую ветку Андреа просто отвела в сторону и отпустила; та хлестнула по мне и вернулась на место.
– Никогда не зови меня «милочка»! Даже если бы мы поженились, родили детей, вместе излечились от рака, хранили верность друг другу и дожили до девяноста девяти лет, а потом прыгнули с парашютом и умерли, держась за руки – все равно я никогда не позволила бы тебе звать меня «милочка»!
Я засмеялся, потому что уже слышал эту шутку.
– Прости, гениальная моя.
– Вот так лучше. Милочкой называют толстую старую тетку…
Я догадывался, что Андреа задета сильнее, чем можно было ожидать – возможно, тут виновата тема нашей игры, – но захочет ли она говорить об этом? Не захотела.
Она развернулась ко мне.
– Что ж, я готова. Только не смейся.
– А если будет смешно?
– Тогда можешь разок засмеяться. Но забавного ничего не будет, так что лучше не надо.
– Какие противоречивые инструкции.
– Ты готов слушать или нет?
Я метнулся вперед и быстро поцеловал ее.
– Готов как штык!
– Только не…
– Знаю. Можешь не повторять. Итак, где Энтони?
Андреа мотнула головой и сделала глубокий вдох.
– Он в баре. Подходит женщина, спрашивает, свободно ли место рядом с ним. Он отвечает, что да. Она садится. Он заказывает ей… допустим, мартини. Она делает глоток и вздыхает… удовлетворенно или облегченно. Затем поворачивается к моему… к Энтони и говорит: «У тебя были оба глаза, когда ты издевался над матерью и оставил свою семью в нищете?» Он, конечно, смотрит на нее в замешательстве, потому что это странный вопрос, согласен?
– Да, – отвечаю я в полном восхищении.
– И она повторяет все слово в слово. Он кивает и уже подумывает, что надо валить оттуда поскорее. Но прежде чем успевает сдвинуться с места, женщина хватает нож и втыкает ему в правый глаз, – Андреа замахнулась сжатым кулаком, – а потом проворачивает лезвие. Глаз лопается. Энтони вскрикивает и падает со стула на пол, корчась от боли. Женщина спокойно встает и направляется к выходу. У двери оборачивается через плечо и произносит: «Тебе и одного глаза хватит. Большего не заслужил».
Андреа остановилась, глядя не на меня, а на сухую хвою по краю тропинки. Кажется, моя челюсть выпала – в буквальном смысле, в полном соответствии с поговоркой.
– Вау. Брутально…
– Рада, что ты не смеешься.
– Какой тут смех? Все равно что смеяться над невинно убиенными младенцами. – Я старался говорить участливо, однако выбрал неверную тактику. Андреа развернулась и бросилась вперед по тропинке. Я быстро догнал ее. – Прости меня. Прости. – Я схватил ее за руку и развернул лицом к себе. – Я серьезно. Прости. Идеальная история. Так и надо. Теперь мы будем издеваться над ним необычным способом. Иногда сочиним что-нибудь забавное, чтобы посмеяться над ублюдком, а иногда брутальное, как ты сейчас. Ну как, продолжим? Еще по разу? По-моему, затея того стоит.
Она улыбнулась, хотя улыбка вышла горькой.
– Согласна. Действительно, затея того стоит.
– Теперь я люблю твой ум еще больше.
Мы обнялись и продолжили путь.
Не прошло и пяти минут, как мы спохватились – нужно поворачивать обратно, иначе застрянем в лесу в кромешной тьме. Мир погрузился в сумерки, превратив лес в царство теней. Мы возвращались по той же тропе, немало огорченные, что сегодняшнее приключение подходит к концу. Как всегда!
– Мой юный друг Дэвид! – произнесла Андреа. Деревья возвышались над нами подобно старым космическим ракетам, которых списали и отправили в лес доживать свой век. Гудение насекомых усилилось; они предвкушали грядущую ночную вакханалию. – А ведь мы так и не забрались на дерево и забыли про тест по биологии. Ты обещал погонять меня.
– Ах да. Какое упущение.
– Давай этим займемся, идти еще долго. Иначе провалю тест, как в прошлый раз. А я должна закончить школу со средним баллом четыре.
– Провалила тест? – удивился я. – Ты вроде решила его на восемьдесят семь процентов!
– Именно.
Я подождал немного, однако продолжения не последовало.
– Да. Ну ладно. Пусть так: митохондрия и осмос, и еще две вещи. Расскажи об этом.
– Дэвид!
– Хорошо. Если три…
Андреа внезапно остановилась, я тоже. Первый признак, что что-то произошло: она не замедлила шаг, а резко застыла на месте. Ее тело напряглось, подобно негнущимся стволам окружавших нас деревьев. Она отвела руку назад и коснулась пальцем моей груди.
Я распознал жест как призыв к молчанию и прошептал:
– Что случилось?
Мое сердце замерло – настолько странно Андреа на меня смотрела. Во взгляде читался не сказать чтобы страх, скорее отвращение; лицо скривилось, словно подруга увидела нечто ужасное и необъяснимое.
Чтобы не нарушать тишину, я в ответ наморщил лоб и вопросительно приподнял руки – жест, означающий «Что происходит?» Она наклонилась и зашептала мне в ухо:
– Там мужчина. В стороне от тропы. Делает что-то… непонятное. – Андреа отодвинулась, не теряя зрительный контакт, затем мотнула головой в нужном направлении. Я вгляделся и вскоре рассмотрел незнакомого человека, стоявшего к нам спиной. И тут же, словно увиденное разбудило мои барабанные перепонки, услышал негромкие звуки. То ли вскрики, то ли стоны.
Мужчина худощавого телосложения стоял спиной к нам и возился с каким-то лежащим на земле предметом. Почти скрытый от нас тенью, он двигался толчками, несбалансированно, словно его кости и суставы нуждались в смазке, как у робота. Каждую секунду или две вскидывал вверх правую руку и затем резко опускал. Поведение неестественное и потому тревожащее. Картину усугубляли доносящиеся до меня звуки – глухие удары, пыхтение, затем слабый стон, словно от боли. Вряд ли он копал. Скорее закалывал кого-то.