Дом Евы
Шрифт:
У меня еще была возможность вернуться и забыть обо всем. А я сосчитала до десяти, потом выдохнула и открыла дверь. Сбегая по ступеням и сворачивая за угол, я оглядывалась, надеясь, что никто из тетиных знакомых не видит, что я в такое время выхожу одна из дома.
Узкий переулок представлял собой всего лишь щель между домами. Там пахло кошачьей мочой, маслом, на котором жарили рыбу, и пивом. Шимми потянулся открыть для меня пассажирскую дверь, а мне тем временем пришлось обойти битую бутылку.
– Я сяду на заднее.
–
– Если ты хочешь со мной гулять, надо вести себя умно. – Я задвинула переднее сиденье и проскользнула на заднее. Шимми закрыл за мной дверь и медленно выехал из переулка.
Я присела, чтобы меня не было видно из окна. Если кто-то заметит Шимми, то решит, что он едет один.
– Так здорово, что ты пришла. Я не знал, выйдешь ли ты, – сказал он через плечо срывающимся голосом. Знал бы он, сколько раз я собиралась отказаться.
– И как мы попадем в «Делл»?
– Увидишь.
Я не знала, доверять ему или потребовать объяснений. Было удобнее всего сидеть незаметно, если вытянуть ноги налево, а голову и туловище направо. От плюшевых сидений шел дымный запах, напоминавший новую кожу с капелькой хвойного аромата. Я невольно принялась поглаживать пальцами мягкую подушку – никогда еще в такой хорошей машине не ездила, мне это сразу стало ясно.
– Как провела день? – спросил Шимми.
Я вся была на нервах, потому что ушла из дому украдкой, и как начала болтать, так и остановиться не могла. Я рассказала Шимми про программу «Взлет» и про то, как сегодня утром мне пришлось пропустить поездку в больницу с одноклассниками.
– Вместо того чтобы учиться у настоящих докторов, я просто сидела в пустом классе и работала над заданиями, которые в состоянии сделать одной левой. Напрасная трата денег на проезд, а они мне нелегко достались, – пожаловалась я.
Шимми остановил машину и выключил двигатель. Я услышала впереди громкую музыку и подняла голову к окну посмотреть, где мы. Боковая улица возле парка.
Шимми развернулся, чтобы мы могли смотреть друг другу в лицо.
– Ты хочешь быть доктором?
– Оптометристом.
– Почему?
– Моя бабушка несколько лет назад ослепла, и я хочу выучиться, чтобы ее вылечить. Или таких людей, как она, – вернуть зрение ей, наверное, уже не получится, но я не теряю надежды.
– Никогда раньше не слышал про цветных докторов.
– Во-первых, я негритянка, а не цветная, – резко сказала я, выпрямившись. – Миссис Томас говорит, что «цветные» – это обидное слово, которое используют сегрегационисты, чтобы подавлять нашу расу.
– Прости, я не хотел…
– И ты разве никогда не слышал про доктора Чарльза Дрю?
Шимми настолько удивился, что я невольно присвистнула. Мне приходилось учить его историю, а он о моей ничего не знал.
– Он негритянский хирург и основатель банка крови. – Я вздернула подбородок.
– Ты умнее, чем мои знакомые девочки. Большинство из них интересуются в основном поисками мужа. Прости меня, – ласково сказал он, и его смущение заставило меня смягчиться. – Иди посиди спереди. – Он вытянул руку, чтобы я могла на нее опереться.
Я поколебалась, но потом перелезла вперед, стараясь прикрывать юбкой колени. Устроившись спереди, я почувствовала, что от него пахнет пряным кремом после бритья. Переднее сиденье было настолько широкое, что между нами еще один человек мог поместиться, так что мы сидели на приличном расстоянии друг от друга. За окном виднелась шеренга высоких деревьев, окружавших нас с трех сторон.
– Мы возле «Робин Гуд Делл»?
– Да, с дальней стороны Фэйрмонт-парка.
– Как ты нашел это место?
– Когда я был маленький, дедушка привозил сюда нас с кузенами послушать музыку. Он не мог себе позволить купить билеты на всех нас, так что приходилось обходиться этим местом. Бабушка делала нам с собой хот-доги, мы вылезали из машины и танцевали вон под тем фонарем, – Шимми показал на него жестом, – воображали, будто мы на сцене.
Шимми наполовину опустил окна. Музыка доносилась до нас громко и в основном четко.
– Бесплатный концерт. Я здесь не был с дедушкиной смерти.
– Когда это было?
– Примерно два года назад. – Он хмыкнул, явно стараясь скрыть грусть, которая стала заметна в его голосе. – От этого места приятные воспоминания.
Его рассказ заставил меня почувствовать, насколько я соскучилась по Нини и близости с ней в моем детстве, по тому, как каждую ночь залезала к ней в постель. Мы молча сидели, слушая, как зовут и плачут инструменты.
– Хорошая машина, – заметила я.
– Это моего старика. Мама не любит, когда он водит в субботу вечером, так что либо разрешает мне взять машину, либо прячет ключи.
– А зачем она прячет ключи?
– Потому что он вечно пьяный. – Шимми прикусил губу. – А что насчет твоего папаши?
Я сжала пальцами собственное бедро.
– Он в Балтиморе живет. Так и не женился на маме. Она меня родила в одиночку, и я разрушила ее жизнь.
– Не надо так говорить.
– Но это правда. – Я обхватила себя руками.
– Не могу себе представить, чтобы ты что-то разрушила или испортила. – Он повернулся ко мне, и глаза у него были такие теплые, что я почувствовала, как краснею.
– Ты у тети живешь?
– Пока да. До тех пор, пока мама не успокоится. – Я не могла и представить, чтобы рассказать Шимми про Липа и поцелуй, так что сказала, что мы поругались из-за денег. Это даже была отчасти правда. Потом мы тихо сидели, слушая ритмичную музыку. С улицы виднелись проблески фонарей, тени деревьев были огромные и тоже светились. Ни одной другой машины я не видела. Я знала, что девушки делают с парнями на придорожных парковках, и на секунду вспомнила про Инес и ее фразочку «из молодых да ранних».