Дом Евы
Шрифт:
Миссис Томас закрыла за мной дверь, потом села за свой длинный деревянный стол. Ее темные волосы были убраны со лба и подняты наверх с шеи. На миссис Томас была нитка жемчуга с золотой застежкой, а в ушах такие же изящные жемчужные сережки. Миссис Томас была самая приличная и чинная негритянка, какую я только встречала, и разочарование, которое она излучала, делало мне больно, словно дырка в зубе.
– Мисс Пирсолл, вы понимаете, что на Восточном побережье множество негритянских школьников мечтали бы оказаться на вашем месте? – спросила она, жестом велев мне сесть.
– Да, мэм.
– Так
– Я помню, но…
– Никаких «но». – Она наклонилась ко мне, и ее голос словно вбивал в меня гвозди. – У нас не бывает вторых шансов. Если ты хочешь вырваться из тех обстоятельств, в которых живешь, нужно работать на полную.
Правое колено у меня задрожало, я прикусила нижнюю губу.
– Без сосредоточенности и полной самоотдачи никакой потенциал не принесет плодов.
– Да, мэм.
Она откинулась на спинку стула и переложила с места на место лежавшие перед ней бумаги.
– На следующей неделе вместо поездки в больницу Ханеман ты останешься здесь и отработаешь то, что пропустила.
– Нет, пожалуйста, не надо! Я все дома сделаю!
– Извини, Руби, но я не могу тебя допустить к поездке. Это будет выглядеть так, будто я оказываю тебе предпочтение перед теми учащимися, которые каждую неделю приходят вовремя. А теперь иди домой и подумай, действительно ли ты хочешь в колледж.
– Хочу, мэм. Больше всего на свете.
– Тогда приходи на занятия и работай так, будто от этого зависит твоя жизнь. Все, свободна. – Она встала, скрежеща ножками стула по полу, и указала мне на дверь.
Я вышла из класса с камнем на сердце. Эта поездка планировалась уже много недель. Наш класс должен был ходить с медиками на обходы. У меня был шанс познакомиться с настоящими врачами, а я все испортила.
Я захлопнула за собой дверь школы, но все еще ощущала, как шершавые пальцы Липа сжимают мою грудь. Я зашагала по Ломбард-стрит быстрее, словно пыталась сбежать от призрака. Сколько я ни сглатывала после того поцелуя, все равно его вкус оставался у меня во рту. Дойдя до светофора на углу Броуд-стрит, я откашлялась и сплюнула на тротуар, не тревожась о том, что веду себя неженственно и меня кто-то может увидеть. Такую гадость вытерпела, и все зазря.
Я шагала на север по Броуд-стрит, пока в голове у меня не прояснилось. Идти обратно к Инес не было смысла – она наверняка все еще в бешенстве, плюс там наверняка будет Лип. Ни его, ни ее мне видеть не хотелось, а еще меньше хотелось слышать скрип кровати и стоны, когда Инес будет давать ему сладенького. Я села на трамвай, потом пересела на автобус и доехала до 29-й улицы. Пока я шла к Даймонд-стрит, волосы мне слегка встрепал ветер, и я пригладила челку, чтобы она не топорщилась.
Дом моей тети Мари был третий от угла, рядом с магазином красок. У передней двери я оглянулась через плечо, как она меня учила, потом вытащила ключ, висевший на нитке бус у меня на шее. Я поднялась на три длинных пролета до ее квартиры, дважды постучала, чтобы предупредить о своем приходе, и только потом повернула ключ в замке.
От старой печки, горевшей посреди комнаты, пахло сыростью, и ароматическая смесь с корицей, гревшаяся на медленном огне на плите, не до конца скрывала этот запах. Тетя посмотрела на меня и жестом велела входить. Она сидела на провалившейся тахте, одетая в цветастый халат, и прижимала плечом к уху телефонную трубку. В руках у нее были ручка и блокнот.
– 644, 828 и 757. И никаких штучек на этой неделе, Джо, иначе ты об этом пожалеешь.
Тетя положила трубку и улыбнулась, продемонстрировав щербину между передними зубами. Инес она приходилась старшей сестрой, хотя между ними не было ничего общего.
– Твоя мать привезла твои шмотки.
– И что сказала? – поинтересовалась я, грызя ноготь. У стены я заметила три пакета, доверху набитых свитерами и шортами. Там были вещи, которые я много лет не носила. Похоже, Инес просто стряхнула в пакеты все, что у меня было, неважно, какого размера и на какой сезон.
– Что ты возомнила себя взрослой штучкой.
Тетя Мари провела рукой по коротким седеющим волосам и спросила меня, что случилось. Я расшнуровала туфли и рассказала, как мне нужны были деньги на дорогу для занятий и как Лип их мне предложил.
– За поцелуй? – Она присвистнула. – Он взрослый мужик – больше он ничего не сделал?
Я быстро кивнула, не упомянув про то, как он терся об меня своей штукой. Тете Мари случалось решать проблемы с помощью двадцать второго калибра, который она держала под кушеткой, и я не хотела ее лишний раз тревожить.
– Ну и хрень. А Инес еще что-то там рассуждает, что нашла наконец хорошего мужчину. Чего хорошего в мужчине, который заглядывается на девчонку неполных пятнадцати лет? – Она рывком встала и раскрыла мне свои объятия.
Тетя Мари была полная, высокая и мощная, как дерево, и я утонула в ее колышущихся объятиях.
– Живи у меня сколько понадобится, ладно?
– Спасибо. – От облегчения я еще глубже зарылась в ее объятия.
– Все будет в порядке. – Она взяла меня за подбородок. – Ты ела?
– Немножко. Тост на завтрак.
Тетя Мари направилась в спальню, которая находилась в глубине квартиры.
– В холодильнике тунец есть. Ешь сколько хочешь.
Чтобы попасть из гостиной в то, что у тети считалось кухней, мне потребовалось два шага – на самом деле все это была одна большая комната. Я достала из холодильника тарелку, на которой лежала смесь из тунца с луком и крутыми яйцами, нарезанными кубиками, и сделала себе два бутерброда с белым хлебом. Откусив большой кусок, я унесла остальное к тете в спальню. Тетя опустила иголку проигрывателя на пластинку, и запела Дайна Уошингтон. Тетя уселась за туалетный столик, а я на край ее кровати. Она заговорила, глядя на меня в зеркало:
– Сегодня выступаю в «У Кики». Обещала прийти пораньше и помочь все подготовить. Ты не против побыть одна?
– Я справлюсь.
– Твои рисовальные принадлежности все еще в углу под подоконником. Только полы мне не перепачкай.
Стены в спальне тети Мари были фиолетовые, а обстановка мне всегда напоминала закулисье театра: кругом парики и усы, макияж и ресницы, перья и боа, цилиндры, галстуки и сюртуки. Я жевала бутерброд, а тетя румянила свои коричневые щеки и красила ярко-красной помадой широкий рот. Когда я рассказала, что Пышка опоздала и что на следующей неделе меня не возьмут в поездку, она вопросительно склонила голову набок.