Дом и война маркизов короны
Шрифт:
Хороша секира! Хоггроги мысленно поцеловал синеватую, в сей миг всю в щуриной слизи, сталь, и просто разжал руку. Потом оботрет и поднимет. Секира брякнулась на каменный пол, так ни разу не задействованный кинжал нырнул домой, на пояс, а в руках у Хоггроги тускло засверкал знаменитый меч.
— Не-ет! — взревел в мозгу призрачный голос.
— Да! — ухмыльнулся Хоггроги и в два удара прикончил чудовище. — Во-от. А ты говорила — нет!
— Ты не понимаешь, смертный, и запла… за это. — Голос богини слабел, уходил все дальше… — Хоггроги задержал дыхание, сосредоточился, чтобы… — Этой щуре два ве… она росла, дабы стать
— Маркиз, а маркиз?
— А? Что? — Хоггроги наклонил голову. — Что такое, почтенный Вавур?
— Эта тварь, Умана, сказала тебе…
— Что именно?
— Ну это переэто, ну, про щуру она сказала, про морева. Кто такая морева?
— Морево? Это конец света. Которого равно боятся боги и люди, но которого никто, по крайней мере из людей, еще не видел. Значит, так, почтенный Вавур. Ты чуешь, что в округе еще щуры есть?
— Да, как это не чую. Чую. Вон там, одна, а вон, вон, другая побежала, за стеною не видно.
— И я их чувствую, хотя не столь остро. Мне уже пора в путь-дорогу собираться, но сделаем так: твои ребята, как мы и договаривались, сами уносят падаль, ты лично мне показываешь, где тут щуры, и я их погоняю немножко, меч покормлю. Развела погани! Нет, вот же тварь бессмертная, а? Сумела мне все-таки настроение испортить. Погоди. Я сначала за шкатулкой поднимусь и сразу спущусь, а ты мне пока вешки расставь.
— Какие еще вешки, что за вешки? А шкатулку давай. Только ничего ни в какую шкатулку мы класть сегодня не будем. Да гномы?
— Не будем!
— Потому что не договаривались. Ты нас не обхитришь, нет, мы сами кого хочешь обхитрим. Шкатулку возьмем, а класть туда ничего не будем!
Хоггроги покорно кивнул.
— Ладно. Вешки — это метки, обозначающие расположение добычи, сиречь умановых щур, которых я сейчас буду гонять по вашей пещере, уважаемые гномы, с мечом в руках. А потом в путь: я обещал завтра к вечеру дома быть…
Глава 7
— Хогги! А как же праздник всех урожаев? Значит, я зря готовила достойную оправу твоему подарку?
Боги! Ну что она опять такое жалкое лепечет! Ей ведь никакой не праздник нужен, а просто хочется, жаждется, чтобы Хогги в эти осенние дни был неразлучен с нею, рядышком, чтобы его всегда можно было потрогать, обнять… Тури крепилась, крепилась, да чуть не разревелась прямо на дворе замка, перед слугами и ратниками своего мужа. А плакать ни в коем случае нельзя, Тури хотя и не верит во все эти предрассудки, но зато матушка мужа, пресветлая маркиза Эрриси, верит… И ей обязательно сообщат, за труд не посчитают… И переврут непременно. Тури едва удержалась от искушения — накинуть на себя видимость спокойствия защитными заклинаниями, не от Хоггроги, конечно же, а от любопытствующих слуг… Тоже нехорошо, она должна быть сильной, должна уметь справляться со своими чувствами без магических подпорок, она ведь владетельная маркиза, будущая мать будущего властителя…
— Ну-ну, что такое? Будет праздник, раз он должен быть, я обещаю. С чего бы ему не быть, коли затишье на границах еще не закончилось? Спокойное время — значит, надо пользоваться этим, веселиться, праздновать. Я уж и лазутчиков подсылал, чтобы узнать — что ты там такое затеяла под изумруд?.. Только руками разводят: мол, бессильны мы, ваша светлость, не проникнуть нам в тайну сию!..
Тури не выдержала и улыбнулась поверх
— Ты все выдумываешь, чтобы меня успокоить. Может, останешься? Неужели без тебя никто с мятежом не справится? Это же не война с варварами, Хогги. У тебя и Марони есть, и Рокари, и полковники, и в городах гарнизоны, зачем тебе этот Тулум?
Маркиз Хоггроги уже держал в шуйце уздечку своего верного вороного, однако остановился вдруг и знаком подозвал пажа.
— Керси, возьми Кеченя, поводи его по двору, чтобы не волновался. Скажешь Рокари… Нет, передай Марони, чтобы тот еще раз лично проверил всех командиров, вплоть до десятских, пока я тут… Действуй. Нута! Сладкого цветочного взвару нам с моей маркизой, прямо во дворе, за маленьким столиком. Да смотри, чтобы не остыл!
— А-атставить марш! Пешими по сотням стройсь!
Изумленная Тури никак не могла поверить, что вся эта смертоносная людская махина остановилась из-за ее слов. Домашние слуги во мгновение ока принесли козлы, угнездили в них столешницу, застлали нарядной скатертью, уставили столовой дребеденью, да сплошь золотою, а не будничной… Кресло побольше и кресло поменьше. Навес, на случай, если опять слякоть с небес повалит.
— Я подумал, что прежде чем ехать, не худо бы нам с тобой… э-э-э… пополдничать. Заодно и объясню, почему именно я, а не мои сенешали вместо меня, должен ехать укрощать мятежников. Тебе нравится такое мое предложение?
Тури улыбнулась, а глаза у нее опять на мокром месте, но это уже совсем-совсем другие слезы под ресницами:
— Нравится.
Ключница Нута — ох и зоркая, ох и верткая, несмотря на толстенные щеки и бока! Впрочем, и зоркость, и хитрость, и толстобокость от веку положены любой ключнице, если, конечно, она истинная владычица в своем хозяйстве, а не случайная жертва судьбы. А Нута именно такая и есть: еще с тех пор, как она перешла из няньки в ключницы при юном Хоггроги, в его покоях, а потом в отдельном замке, все ее оценили и зауважали, а в первую голову старый имущник Модзо, которому она стала подотчетна, однако же не поступила в прямое подчинение. К чужим закромам и полномочиям Нута никогда не пристраивалась, но попробуй-ка сунуться в ее! Хоггроги к ней уважителен, редко когда придирчив, и Нута его вроде бы и не страшится… А все равно побаивается: знает, каков он может быть с другими провинившимися. Приметила, что юная маркиза вся на слезах, и так от этого расчувствовалась, что первую чашку ей поднесла, не грозному повелителю. Да тот и бровью не повел в ответ на эту вольность, не заметил, наверное…
— Что это за подушка? Нута?.. Для чего, для чего?.. Ха! Она все еще думает, что я грудной младенец, представляешь, Тури? Хочешь, на две садись, повыше будет? Или тебе одной хватит? Я-то и так не простужусь. Нута! Возьми подушку, а сама отойди с нею на пять полных шагов, и уши в трубочку сверни — целее будут; я своею рукой все налью и положу, если понадобится… Ну, мой птерчик, готова ли ты слушать?
— Так точно, ваша светлость!
Хоггроги захватил воздуху во всю грудь и расхохотался, услышав бравый чеканный артикул из нежных уст своей маленькой супруги, а в дальнем углу двора его верный Кечень заржал в ответ и попытался примчаться на выручку хозяину. Однако паж, весьма хорошо знакомый с буйным нравом коня его светлости, был настороже и наготове…