Дом и война маркизов короны
Шрифт:
— Столько хватит?
Ларро, также молча, сделал шаг — да широченный! — подставил под алую струйку бурую ладонь и припечатал ею багровый, жаром пышущий хвостовик. А потом остатками человеческой крови опять протер клинок сверху донизу. Тогги и глаза протереть не успел, а уж клинок — не клинок вовсе, но полностью собранный меч! Таких прекрасных Тогги еще не видывал.
— Держи, смертный, да не вырони! Поддашься ему — выброшу клинок, сломаю на тысячу частей!.. И тебя сожру. Не подведи, людишок, это лучший мой меч! На-ка, лизни! — Бог Войны Ларро вынул откуда-то свой нож и ткнул им в свое запястье.
Тогги Рыжий каким-то чутьем понял, что странное предложение
— Слышь, смертный… Нутро у меча моего умное, текучее, сердце в нем то к рукояти спустится, чтобы крутить им без устали, то к оконечнику прыгнет, ежели затеешь как клевцом ошеламливать… Только — знай, привыкай!
— И об какой заклад мы бьемся? Что же это я — за просто так должен о смертного меч свой пачкать? — воскликнул Зиэль.
— Заклад? — замер в затруднении бог Ларро. А Тогги вместо важного подумал какую-то необязательную чушь: клыки у бога Войны — что верхние, что нижние — одинаково противного желтовато-бурого цвета.
— Да, заклад. Если моя победа — пусть он добровольно служит мне до конца времен.
— Я уже служу Его Величеству королю, и на другого короля свою присягу пока менять не собираюсь.
— Видишь ли, смертный… Чтобы не рассусоливать долго в чуждом для твоего умишки понятийному ряду, скажу кратко: не тебе выбирать условия.
— А если он победит? — хрюкнул заинтересовавшийся Ларро.
— Я буду служить ему до конца времен! — Незнакомец, назвавший себя Зиэлем, засмеялся, и звонкий смех его вдруг очень быстро стал преображаться в басовый рык, да в такой тяжелый, что испуганно загудели вековые сосны вокруг… Незнакомец смеялся, вместо дыхательного пара изрыгая в холодное осеннее утро то ли дым, то ли клубы мрака.
Ларро расставил на уровне плеч растопыренные ладони и одновременно хлопнул ими в тугое брюхо:
— Бой!
Еще до начала боя Тогги Рыжий почуял в себе силу божеской крови: о-о-о… это была очень коварная мощь, и Тогги враз ее оценил!.. Она шептала Тогги, что он не должен сейчас выпячивать грудь и крутить, якобы для разминки и знакомства, новым клинком. Она подсказывала, что меч у противника легче его меча и что это вредно для хитрого боя и весьма полезно для…
— Щшак!.. фох! — Меч противника погнал маркиза к краю поляны, и тот успел подумать впопыхах, что если бы не кровь бога, он бы уже поддался на хитрости и лег бы двумя, а то и четырьмя кровавыми кусками на утоптанный дерн. Устоял. И ответными выпадами отодвинул Зиэля обратно, к открытому и ровному месту. Тогги показалось на миг, что он мог бы наддать в скорости, перейти в атаку, но кровь… а может и собственный разум вернули ему понимание: смертные устают быстрее, телесные возможности надобно беречь, расходовать их только на дело. И вообще: во что он ввязался, на что надеется? Разве что умереть как воин, с великолепным оружием в руках.
Зиэль бился совершенно невозмутимо, без выкриков, ухмылок, оскорблений, так, наверное, призраки мертвых бьются между собою в занебесье, услаждая взор того же Ларро… Тогги Рыжий мгновенно перенял сей боевой обычай, весьма и весьма полезный, оттого хотя бы, что не отвлекал он разум на крик и похвальбу и позволял сберегать силы. Раньше Тогги сражался куда более беззаветно, теперь же все пытался подметить
Но завозился вдруг, закашлял и забулькал горлом Ларро:
— А всё! А хватит! Хватит, я сказал. Матушку чую! Сердится, старая, и взялась нас искать! Хватит же! — Ларро налился злобою стремительно и до краев, но человек и его противник вошли в такую жажду боя, что уже ничего не хотели слушать и слышать.
— М-мошкара преподлая, дерьмо горулье! Ну, погодите же! — Ларро схватил в руки чудовищную свою наковальню, примерился и впрыгнул в самую гущу сечи, подняв наковальню над собою.
Противники бились уверенно и люто, и очень умело, однако Ларро сумел доказать обоим, что именно он именуется по полному праву богом Войны: так ловко поймал он миг, что оба меча с оглушительным скрежетом ударили с двух сторон в наковальню. Тогги Рыжему едва не вырвало руки из плеч, по крайней мере, так ему почудилось в этот миг, и даже Зиэлю перекосило болью глаза и рот, он тоже вскрикнул, но пришел в себя еще быстрее, чем Тогги.
Они стояли, тяжело дыша, оба все еще во власти магии Войны. Однако, верховный шаман Ея, бог Ларро, не чуял над собою этой власти. Наковальня бога с жадностью впитала в себя неутоленный голод смерти, а его самого беспокоило что-то иное.
— Надо улепетывать, надолго мы от нее не укроемся. Ну-ка, ну-ка… Ага! Глянь, черноглазый! Мой-то меч глубже твоего зарубку сделал!
Все трое склонились над наковальней, потом так же дружно глянули на клинки. Немногие вещи в мире были столь же прочны, как эта наковальня, но даже после нее оба клинка остались неповрежденными!
— Ну и где же глубже? С чего ты взял, что глубже? У меня, зато, засечка по наковальне почти в ладонь длиною, а у него чуть ли не вдвое короче!
— Не спорь, Зиэль. Мой — лучше.
— Не уверен. Хорошо, а как победу делить будем? Смертный-то выдыхаться уж начал?
— Но не выдохся! И бился он на удивление! Однако, бежать пора. Увидит меня с тобой, заругается!
— Старая карга! И чего ты ее боишься?
— А ты будто не боишься? Будто не ее сын?
— Я тебе тысячу раз говорил, тебе и другим: Я не ее сын! Я — Солнцу сын!.. Ну, так что со смертным-то?
— Ничья. Никто не победил. А заклад поделите.
Зиэль удивился.
— Как это поделите?
— Запросто. Если когда-нибудь ты ему вассальную присягу дашь, хоть спьяну, хоть шутя — будешь служить ему до конца времен. А если он тебе…
— Я Его Величеству присягал и свою прися…
— Умолкни, смертный! — Ларро взревел басом не хуже, чем до этого Зиэль, и Тогги Рыжему почудилось вдруг, что этот самый Ларро умнее, чем кажется… — Если он когда-либо откажется от присяги своему царьку — тем самым он присягнет тебе.