Дом Кёко
Шрифт:
Опасались дождя, который лил до вчерашнего утра, но седьмое декабря оказалось прекрасным ясным днём, и дамам не пришлось беспокоиться, что их нарядные кимоно промокнут. Мать Сэйитиро держалась с каменным видом. Больше обычного, с достоинством выпячена грудь — этот облик ярче, чем всегда, характеризовал её как типичную вдову.
Когда такси с семьёй Сугимото подъехало к входу в храм Мэйдзи, Сэйитиро подумал, что это место, где он никогда не был, окружено лесом, на который он не раз глядел с балкона дома Кёко. Раньше он без особого интереса разглядывал этот лес, разбрасывающий, как зёрнышки кунжута, вороньи стаи, лес, тихой чёрной тенью дремавший вечерами под луной. А в лесу, оказывается, круглый год толпятся гости со свадебных
В это время Кёко на солнечном месте у французского окна ела одновременно завтрак и обед. Масако была в школе, прислуга где-то далеко позвякивала посудой, телефон молчал. Ковёр у окна выцвел на солнце.
По телефону неделю назад Сэйитиро, который уже долго не появлялся, позвонил и извинился, что не приглашает её на свадьбу. Он сказал, что все гости — незнакомые ему выдающиеся личности. Кёко спросила о месте и времени проведения церемонии и банкета. Услышав «храм Мэйдзи», собралась было сказать: «Ведь совсем рядом». Но Сэйитиро пребывал мыслями где-то в другом месте, он пропустил бы это мимо ушей, так что она промолчала. Кёко хорошо понимала настроение Сэйитиро, не пригласившего её на свадьбу. Она давно отдалилась от мещанского мира. Не он отверг её — она его отвергла.
Кёко, пережёвывая тост с мармеладом, около часа дня мельком взглянула в сторону леса. Здесь был кофе, над которым поднимался парок, и одиночество, там — мужчины в визитках, парик така-симада [27] и бамбуковые флейты. Этого отсюда не увидеть. Не видно, но лес вдруг принял смешную, почти непристойную форму.
Что теперь будет делать Сэйитиро, понятно. А что теперь будет делать Кёко, совсем неясно. Может, пойти в парикмахерскую? Нет, холодно. На днях нужно сходить на примерку заказанного платья. Неприятно, но надо приводить в порядок талию. От примерки тоже лучше отказаться. Отказаться — и, быть может, кто-нибудь позвонит по телефону. Кто-нибудь пригласит в кино или в концерт. Кто-нибудь ворвётся, уткнётся Кёко в колени и громко расплачется, жалуясь, что его бросила возлюбленная. Возможно, заглянет юноша из новеньких, который метит на то, чтобы каждую неделю завлекать чужую жену. Его единственная мечта — быть застреленным ревнивым мужем и оставить о себе память как о красавце-мужчине. Или в шутку опять позвонит тот гинеколог, которого Кёко познакомила с пятью новыми клиентками. «Нет ли новых клиенток? Я всегда в вашем распоряжении. Жалоб, надеюсь, не поступало? Ведь, кроме меня, у вас нет надёжного, заслуживающего доверия врача».
27
Симада — женская причёска, одна из разновидностей пучка. Така-симада — самый высокий пучок и церемониальная причёска невесты на традиционной японской свадьбе. В настоящее время используют парик.
Да, по ту сторону леса у каждого только одна жизнь. По эту сторону, рядом с Кёко, жизней не сосчитать, и любую можно переделать. Кёко, оставаясь одна, не смотрела телевизор, не слушала радио или пластинки. В этом молчании, в этой послеполуденной лени, под солнцем, светившим в окно и уютно согревавшим тело, неподвижная, будто зимняя муха, она предавалась сексуальным фантазиям.
Кёко знала, что такое первая брачная ночь. В её памяти она осталась как довольно смешная. Однако это был способ представить себе женитьбу другого человека. В её воображении женитьба другого человека была важнее.
Зимнее солнце припекало. Ещё и в углу комнаты горела газовая печка. Кёко надела сиреневое неглиже в греческом стиле, а поверх — только стёганый насыщенно-лиловый атласный халат. Тем не менее тело под грудью вспотело, и Кёко, окутанная запахом, в котором смешались аромат духов и запах пота, ощущала, как кофе постепенно прогоняет вялость пробуждения.
Она опять посмотрела на лес, разрезавший обзор. Высокие деревья с опавшими листьями раскинули над ним частую сетку сухих ветвей. «То, что совершается там сейчас, и пот у меня под грудью…» Кёко думала, что нет ничего противоестественного в том, что испарения её пота и духов лёгким флёром коснутся ноздрей Сэйитиро, внимающего молитвословиям на свадебной церемонии. И испытала удовольствие от тайного кощунства своего воображения.
В углу комнаты на стуле она обнаружила куклу, которую Масако забыла перед школой. И вот в кои-то веки Кёко решила сама отнести куклу в комнату дочери. Детскую она давно не посещала.
В этой маленькой комнатке, украшенной типично по-детски, огромным казалось наброшенное на постель покрывало с вышитыми на персиковом поле игрушками. Кёко подумала, что его следует потихоньку заменить другим, с узором, более подходящим девочке по возрасту.
Собираясь положить куклу на полку с украшениями, Кёко неожиданно задержала взгляд на игрушечном домике рядом. Это была немецкая игрушка, тонкой работы копия дома, с электричеством внутри. В окошках горел свет, создавая впечатление маленького вечернего сборища друзей. Дверь в прихожую была чуть приоткрыта. Кёко без всякого умысла поддела дверцу красным ногтем указательного пальца и увидела, что внутри полно мусора.
— И такую вещь использует для ненужных бумажек. А мусорная корзина для чего? — Она развернула одну из тщательно свёрнутых трубочек и увидела написанные карандашом детские каракули «папа, пана, папа».
Неожиданно Кёко страшно и непонятно на что рассердилась. Без сомнения, на то, что этот игрушечный домик доверху набит бумажками, на которых, как заклинание, аккуратно выведено «папа, папа». Первой мыслью Кёко было вытащить все эти бумажки и сжечь, но она передумала, затолкала их в домик так, как они лежали с самого начала, и закрыла дверцу.
— Ой, ты не позвал супругу господина Томонаги? — неожиданно вспомнила мать, когда Сэйитиро с ней и младшей сестрой шёл по скрипучим полам тёмного храмового коридора в приёмную.
Этот вопрос он предчувствовал.
— Ты про Кёко? Просто мы с ней давно не общались.
Нынешние отношения с Кёко он от матери скрывал.
— Она когда-то так помогала, да и имя Томонаги даже после его смерти кое-что значит.
— Кёко разошлась с его приёмным сыном, выставила бывшего мужа вон.
Мать немного растерялась:
— Ах да. Я забыла.
В центре приёмной висел занавес, чтобы до церемонии две семьи не видели друг друга. Немного похоже на кабинет стоматолога. За наглухо закрытым окном унылый внутренний двор с пыльной растительностью, а за ним, в конце коридора — церемониальный зал. Там, судя по всему, проводили церемонию для тех, кто был по очереди прямо перед ними.
Мать выходила из себя: родственники Сугимото уже собрались, а ни наставник молодых с супругой, ни члены семьи Курасаки всё не показываются. И тут занавес полностью раздвинулся. Это было сделано для того, чтобы семья Курасаки по прибытии могла взглянуть на истомившуюся в ожидании семью Сугимото.
Вскоре не спеша явилась семья Курасаки. Фудзико в ослепительно-белом платье и накинутой вуали была невероятно хороша. Она посмотрела на Сэйитиро и дерзко улыбнулась.
Курасаки отстранил невесту и выступил вперёд, выглядел он необычно. Не здороваясь, размахивая серым конвертом, вызвал Сэйитиро в коридор.
— Что случилось? — Сэйитиро опасался, что возбуждение Курасаки связано не со свадьбой, а с его делами как вице-президента.
— Плохо дело. Только что кабинет Ёсиды в полном составе ушёл в отставку.