Дом крови

Смит Брайан

Чед отвернулся.

– Я буду иметь это в виду.

– И ты должен увидеть Лазаря.

Чeд нахмурился.

– Кого?

Но на этом разговор и закончился. Обреченный раб вернулся к тому, чтобы отмахиваться от невидимых насекомых и бормотать бессвязные проклятия в адрес Бога и, как бы невнятно, Джонни Карсона^[18]. Чeд перестал слушать его и огляделся по сторонам.

Итак, это была Изнанка.

Место, где изгнанный Хозяином народ был вынужден доживать последние дни своего безрадостного существования.

Изнанка

была огромной пещерой. Потолок высоко над ним походил на земное небо. Это место было освещено десятками лампочек. Изрезанная колеями тропа, служившая дорогой для грузовиков, с этой стороны граничила с автостоянкой, зданием СКР и россыпью других зданий, смутно напоминающих официальные. Через дорогу тянулся ряд зданий более примитивного вида. Он услышал гул голосов за этими зданиями.

Снова послышался карнавальный свист.

А также звуки странной торговли и конфликтов.

В этом месте было много неправильного - колоссальное преуменьшение, - но он понимал, что это функционирующее сообщество с социальным порядком и, вероятно, с какой-то зачаточной экономикой. Это привело бы в восторг социолога.

Чед, однако, испытал отвращение.

Синди вышла из здания через полчаса, в уголках ее губ играла легкая улыбка.

В этой неуместной улыбке было что-то заразительное, что напомнило ему о...

Дрим.

Чед побледнел.

Он старался не думать о Дрим. Он надеялся, что она в безопасности, в каком-нибудь отеле, уютно устроилась на ночь, пребывая в блаженном неведении о его ужасном положении. Логика подсказывала ему, что, вероятно, так оно и есть. У них была машина. В машине они будут в безопасности.

Он должен был верить в это.

Все остальное было слишком ужасно, чтобы думать об этом.

Когда Синди подошла ближе, он заметил блеск серебра у нее на шее. Дойдя до коновязи, Синди подняла шею, демонстрируя ему ожерелье.

– Тебе нравится?

С ожерелья свисал кусочек металла, выполненный в виде буквы "O" ("освобожденная"), и поблескивал в искусственном дневном свете.

Умирающий раб смотрел на Синди, его взгляд был прикован к ожерелью. На его лихорадочном лице снова появилось ясное выражение.

– Пизда. Раскрепощенная шлюха.

Синди ударила его в горло, и он упал, сгибаясь быстрее, чем спотыкающийся человек со стеклянной челюстью, принимающий на себя удар чемпиона мира в тяжелом весе. Он лежал на земле без сознания, его рука свисала с поручня.

Чед уставился на нее, разинув рот.

– Боже мой...

Синди сняла цепь, приковывавшую его к перилам.

– Пришлось это сделать, - eе голос был тихим, едва слышным.
– Если я начну терпеть неуважение со стороны рабов, у нас обоих будут неприятности.

Она повела его по изрытой колеями дороге. Он наступил в лужу машинного масла, поморщился и стряхнул масло с сандалии, затем присоединился к Синди на дорожке из отполированных камней, похожей на тротуар, на противоположной стороне дороги.

Он догнал ее и спросил:

– Тот парень, больной раб, он что-то говорил о парне по имени Лазарь.

Синди резко остановилась. Она положила руку ему на грудь и остановила его следующий вопрос, приложив указательный палец к губам.

– Сейчас я отведу тебя к Лазарю.

Чед нахмурился.

– Но кто он такой?

Ответ Синди только усугубил загадку.

– Я не знаю, кто он на самом деле, Чед. Я знаю только, что его настоящее имя другое, - oна улыбнулась.
– Некоторые люди, более доверчивые обитатели Изнанки, думают, что он Бог.

Боже, – подумал Чeд.
– Какая ирония судьбы.

Он был в Aду.

И Бог был здесь, с ним.

Что бы это могло значить?

И что это было за странное, тревожащее чувство на задворках его сознания?

Он подумал о мозаике из тысячи кусочков, которые медленно-медленно складываются вместе, раскрывая давно скрытые секреты, указывая путь...

Нахуй,– подумал Чед.

И последовал за Синди за угол.

* * *

Эдди не мог поверить своим ушам.

– Ты, должно быть, шутишь. Мы не можем убить эту тварь.

Улыбка Жизель намекала на нераскрытые секреты.

– Mы можем.

Она снова сидела за письменным столом, все еще обнаженная, восхитительно обнаженная, и он снова хотел ее. О, как же ему хотелось снова оказаться внутри нее. Эдди заставил себя отвести взгляд от ее тела. Она слишком легко отвлекала его, а он не хотел отвлекаться сейчас. То, что она предлагала, было безумием. Он не мог сделать то, чего она хотела. Он просто не мог. Неужели она не понимала, что это равносильно самоубийству?

А Эдди хотел жить.

Он зашел так далеко, боролся так сильно, чтобы добровольно расстаться с жизнью? Так скажи ей об этом, – подумал он. - Будь откровенен. Выкладывай карты на стол. Он мерил шагами комнату, сосредоточенно попыхивая одной из самокруток Жизель.

– Я не хочу умирать!
– сказал он ей. Он знал, как это звучит, но ему было все равно.
– Называй меня трусом, давай. Ты не обидишь меня. Черт возьми, Жизель, ты не выживешь в Изнанке, если не разовьешь в себе хоть каплю инстинкта самосохранения.

Он затушил сигарету в пепельнице, стоявшей на столе. Он заставил себя смотреть ей в лицо, а не на округлости грудей или бедра, от которых учащалось дыхание. Нет, лучше укрыться в относительной безопасности ее лица. Ее милого, утонченного личика.

– Я всего лишь простой человек, Жизель, - eго голос был тихим, торжественным, лишенным прежнего волнения.
– Если ты отправишь меня сражаться с этой тварью, ты подпишешь мне смертный приговор.

Жизель закончила сворачивать новую сигарету. Она облизала кончик бумажки, скрутила его и чиркнула спичкой. Она раскурила сигарету, выдохнула и сказала: