Дом малых теней
Шрифт:
Оставив влюбленных в покое, Кэтрин прошествовала к задней двери дома. Собственное дыхание, слышимое и ощутимое, дарило абсурдную надежду на то, что она все еще жива, на то, что все происходящее — реально.
Задняя дверь была заперта. Само собой, ничего удивительного. Сквозь стеклянную панель в верхней половине двери она узрела звезды. Впрочем, звезды ли то были — или вот так вот искажался волнистым стеклом свет? Какой, собственно, свет? Мысль о том, что там, снаружи, уже совсем ничего нет: ни земли, ни деревьев, ни неба — не очень-то и удивляла. В самом деле, Кэтрин ничегошеньки
В правой руке Кэтрин крепко сжимала палисандровую ручку скальпеля, взятого со стола в мастерской. Если кто-то нападет на нее или просто помешает уйти из дома — она не станет медлить. Или, может быть, стоило порезать себя, чтобы припугнуть старух. Так ведь намного проще. Она швыряла очки в стенку или била себя по голове, когда училась в школе, чтобы учитель явился побыстрее.Одна из тихих девчушек в белых гольфах, что так и не стала ее подругой, всегда бежала за учительницей, когда Кэтрин выкидывала нечто такое вот, безумное. В самом нежном возрасте Кэтрин уже знала, что безумие — хороший способ добиться от окружающих равнодушия. Желанного одиночества. Красный Дом, если подумать, разыгрывал ту же карту.
Откуда-то сверху донесся сухой треск. Старая запись. Великий М. Г. Мэйсон, ради чудес коего она прибыла в это проклятое место, продолжал вещать в своем личном изящном аду, пахнущем тленом и смертью. Для потомков он записал свое апокрифическое безумие. Надо же как-то вдохновлять других.
Их безжизненность — иллюзия, уловка.
Голос периодически прорезался сквозь помехи, лишь обрывки слов доходили до нее.
Они обладают большой силой. Их история неясна и туманна…
Никто не пытался воспрепятствовать Кэтрин, пока она вышагивала по коридору. Она последовательно подергала за ручки всех дверей — там, в комнатах, были большие окна на улицу, можно было бы разбить какое-нибудь и улизнуть. Даже если снаружи — одно большое Ничто, это всяко лучше. Всяко приятнее.
Все двери оказались заперты. Коридор звал ее обратно в мастерскую.
Черный ход тоже не поддался. «Зеленые рукава» стихли, процессия со свечами больше не грозила ей. Все выходы и входы были закрыты, все ключи — удалены из замочных скважин в лагунных оправах. Значит, кто-то об этом позаботился? Кто-то, видящий в темноте, кто-то, у кого на Кэтрин были свои особые планы. О, Мод, бессловесная ты тварь. Развернувшись, Кэтрин направилась к лестнице.
Я нахожу присутствие недвижимых крыс гораздо более уместным и утешительным, чем компанию особей собственного вида…
Нет, нельзя, нельзя было терять голову. Пусть из-за испуга и растерянности Кэтрин подрастеряла все свои мысли, полу-мысли и догадки, всему происходящему было разумное, простое объяснение.
Эдит не могла быть убийцей. Слишком
Думай. Думай. Думай.
Эдит и Мод, должно быть, украли Алису много лет назад. С чьей-то помощью, само собой. Похищения Алисы и других детей-калек, о которых рассказывала ей бабуля, из Магнис-Берроу, были результатом совместных усилий. Мэйсон и Виолетта начали дурную традицию, другие подхватили. Разве не на такой сценарий намекала в своих речах Эдит?
Здесь, в Доме, потомки М. Г. Мэйсона продолжали разыгрывать свои фантазии, свои психопатические бредни о каком-то бессмысленном, но отвратительном наследии театра марионеток, и о ней тоже — намеченной жертве, ускользнувшей от них в 1981 году.
Эдит теперь пыталась заставить ее принять сюрреалистические обряды своей семьи, пытаясь вставить их в ее мысли как какую-то альтернативную реальность, нечто вполне себе естественное. Нелепая теория, трудно поддающаяся проверке, но ничего лучше на ум не шло.
Собирались ли старухи убить ее? Грозила ли ей здесь и сейчас смертельная опасность?
Она признала реальности своих невзгод, и это одарило ее утешительной горечью. Нельзя было идти на поводу у бреда, втюхиваемого Красным Домом и его обитателями. Стоит ей клюнуть на эту приманку — и все, прощай, рассудок.
Крохотные нарядные чучела зверьков окружали ее. Когда ее взгляд упал на пустующее инвалидное кресло, Горацио уставился на Кэтрин в ответ своим извечно слезящимся фальшивым глазом. Племянница Мэйсона, его верная жрица, пропала из гостиной.
Отсутствие Эдит смешалось с недавними воспоминаниями, которых Кэтрин больше не желала, — о стариках, бредущих на смотр, бормочущих о чем-то перед вратами церкви. Весь этот груз раздавил скорлупу ее эмоционального ступора. Она снова тяжело дышала, снова дрожала, как осиновый лист. Чтобы побороть приступы тошноты, обвившие ее простывшее горло, Кэтрин села на ковер.
Небольшая лавина пыли в камине заставила ее вскрикнуть. Она села на пятки и уставилась и самый центр комнаты. Еще одна струйка упала и поддон за черными прутьями отполированной решетки. На этот раз она просто вздрогнула. Она ничего не слышала, кроме гудения записи, которое, казалось, тоже исходило из камина.
Выйдя в прилестничный коридор, Кэтрин похлопала руками по деревянным панелям, ища выключатели света, сливающиеся со стенами. Наконец тусклый рубиновый свет осветил лестницу. У них есть электричество, они должны оплачивать счета, кто-то должен знать, что они живут здесь.
Два смежных коридора первого этажа остались в темноте. Ступить добровольно в эту раззявленную пасть и зажечь свет еще и там было выше ее сил.
Они хотели, чтобы она поднялась.
Все божьи дети должны танцевать для кого-то…
Может, идея порезать себя не была такой уж плохой.
Может, ей стоило начать претворять ее в жизнь прямо сейчас.
Глава 42
Пускай оба они были не в состоянии делать что-либо, кроме как болтаться из стороны в сторону, подобно манекенам, на своих местах, Кэтрин решила — если хоть кто-нибудь из обитателей чердака начнет двигаться, она упадет в обморок.