Дом между небом и землёй

Ivolga

Да где же он это всё встречал?.. Нет, нет и нет!.. Не было этого!.. Не бы-ло… Точно… Наверное?..

Буквы… Редакция.

Полутемная лестница с обшарпанной краской на стенах. Шаги… Потому что скрипят уж хорошенько так ступени. И слушаешь тут свои шаги как будто чьи-то чужие.

Дверь открываешь – там уже светлый ваш коридор и беспрерывный стрекот пишущих машинок изо всех открытых кабинетов. Шум, разговоры и курево. Странно. Назад обернуться – там будто вне времени. Странная лестница – как из книжки какой-то о древние катакомбах. И нет никого, и тишь, словно в замке в башню поднимаешься. А вокруг только паутины не хватает… А тут жизнь – вполне себе обычная жизнь. Непонятно…

Поплелся дальше к кабинету

директора. Он вообще-то главред, но все его, отчего-то зовут директором. Странно… Нужно идти за разнарядкой. Чтобы узнать о чём ему писать. Сегодня о чём-то новом наверно. О старом обо всём, кажется уже написали…

Что там?.. Ну, как всегда – сидит за столом, что-то смотрит в бумагах. Надо только постучать – по косяку, потому что двери открыты. Иначе уж очень душно теперь в помещениях. И всё… Заходи…

– А, Женик?.. Заходи, заходи!.. Садись.

Он сел в старое пошарпанное мягкое кресло, у которого по неизвестным причинам прорези в коже такие ровные и немного треугольные, словно их сделали ножницами – а значит умышленно… А сквозь них высовывается понемножку белый пух синтепона. Это то самое кресло, которое во всей редакции самое мягкое, но почему-то в нём именно чувствуешь себя напряженней чем где-либо.

– Ну… Что у Вас?.. – спросил директор.

– Что?.. Что… у нас?..

Женя с минуту посидел, поерзав в кресле сконфуженно и так и не нашёлся что же ему сказать.

– Ну?.. Что Вы принесли, дорогой мой?

– Что?… Я…

– Ну, какую статью?.. Что?.. – недоумевал в свою очередь директор. – Что-то из новостей?..

– А… А, так Вы наверное просто забыли!.. – с облегчением выдохнул Женя и наконец заулыбался и даже чуть хлопнул себя ладонями по коленям от радости. – Вы же мне должны только сегодня новую тему дать. А так – у меня уже не отписанных нет. Я все закончил, Геннадий Юрьевич!..

И Женя продолжал торжествующе сидеть и улыбаться, глядя на директора с выражением радостного снисхождения. Он занимался в редакции тем, что строчил на каждую новость изысканные и несравненные тексты, в которых было всё – и тонкость подмеченных деталей, и колкость напичканных в каждую фразу словечек, и изобретательность в словосложении, и остроумие в разных наблюдениях… если это конечно был памфлет, фельетон или прочий юмористический текст на какую-либо злободневную новость или тему… Ну а если уж это был текст серьёзный и полу научный (ну, либо он касался дел правящей партии), то тут Жене не было равных в том, чтобы найти как можно больше четких, научных, умных, как кажется, и, вобщем, узкоспецифических терминов – насколько это только можно черствых и сухих – и набить ими даже короткую статью просто доверху.

Да, Жене не было равных в том, чтобы искусно описывать разные вещи и новости добытые не им. И он знал, в общем-то, что он в своём роде незаменим. И в этом заключалась его уверенность в том, что из редакции его не погонят никогда.

Но директор отчего-то нахмурился, будто бы и не разделяя совсем Жениной радости.

– А Вы… Вы правда ещё не слышали об изменениях в графе семь пункта десять закона о труде? Я надеюсь, что это так, дорогой мой… И что Вы не просто используете его недавнее принятие в думе чтобы выкроить себе ещё часок-другой на создание статьи… а и действительно просто не знали.

Главред Геннадий Юрьевич уставился на Женю с испытующим выражением… А Женя не знал что и думать и куда деться.

– А… А что за… Закон?..

– Вчера вечером… – директор с досадой бросил взгляд к себе на письменный стол, после долгого его пребывания на лице Жени, – …Дума приняла закон… В седьмом чтении… Дорогой мой… О том что… Вернее что это не закон, а поправка… ну, вы поняли. Теперь деятельность творческого характера официально не поддерживается государством… и не будет больше спонсироваться. Понимаете?.. Вот… Остается только общественно нужная,

всякая… конкретная работа. И… Без всяких там излишков. Поэтому все сотрудники в редакции должны либо перейти на нужную работу и писать четко и по делу – а значит быть и корреспондентом и редактором в одном лице… И… И, ну Вы поняли. Теперь мы не платим людям, которые только играют словами. Нам это ни к чему…

– Как… Как так – ни к чему?.. – опешил Женя, – Как так…без излишков?.. Я, разве излишки создаю?.. Я… Я разве не нужное дело для общества делаю?.. Ведь это же… Это…

– Я всё, всё понимаю, мой дорогой!.. – и директор уже не в первый раз за разговор всплеснул руками, словно бы отряхивая их, брезгливо так, как будто бы только что разделывал рыбу, да вынимал у неё внутренности и теперь хочет скорее забыть об этом неприятном для взора зрелище. – Но… Но Вы поймите… У нас ведь строгая иерархия. Я не могу пойти против тех, кто выше!.. Вы понимаете… И установка сейчас у партии другая – всё нужное… Только всё нужное… Всё самое нужное людям!.. И это верно в каком-то смысле, дорогой мой… Ведь, зная нынешнюю ситуацию… И в экономическом плане… понимаете… и ситуацию на фронтах… всё… всё это… Ну, людям теперь не до того, чтобы развлекать свои мозги! Им нужно бы хотябы найти средства удовлетворить свои желудки и тела – дом… кров, пища… Финансы и всё такое. Ну, Вы понимаете… что я Вам говорю-то?!. – директор всё время очень нервничал и продолжал отряхиваться от невидимых потрохов, – А эти все… Изысканные способы развлечь своё восприятие… Какими-либо текстами… Смешными и, там… Навороченными… Ну, Вы поняли!.. Всё то что касается уже какого-то творчества – пиши для ума, это… Это уже кажется сегодня… на фоне всей ситуации… Необыкновенным излишеством!.. Ну, Вы понимаете!.. И это… Ни к чему. Нам нужно сейчас, всем, сосредоточиться на основной повестке… главной! Как, кстати, вчера по телепередаче товарищ Стинин тоже и сказал, почти так же… Это, говорит… Ну, как же это?.. Это сейчас основные… Да – основные!.. Направления всеобщего хода. Для живота, для кошелька, для страны. Вот… Ну, как-то так… Но Вы лучше, конечно, посмотрите уж сами – ведь я не совсем уж складно передаю… Да и кто я?.. Хэ-хэ-х!.. Я всего-то… Газетчик. А это!.. Товарищ Стинин – целый, поймите, дорогой мой, глава совета по культуре!.. Ну, ну что Вы!.. Конечно – как же я передам?.. Хэ-хэ!.. Вы лучше послушайте… сами. В вечерних новостях наверняка будут повторять.

И директор, внезапно как будто избавившись уже насовсем от своей грязной рыбы, приобрёл вид ребёнка, едва только искупанного и обернутого в чистые пеленочки, и расплылся в улыбке – такой, что казалось такою она может быть только у человека, который чудесным образом взлетел в облака.

– Так… Что же?.. – неуверенно, но всё же спросил Женя, немножко погодя.

И этот вопрос тут же вернул главного редактора из облачных кущей к такой ненавистной ему рыбе.

– Ну… Ну, что, Вы сами не понимаете?.. Ну Вы же понимаете!.. Ну?.. Ну, Вам придется теперь, дорогой мой, либо писать, как Вы можете… Насколько Вы можете нехудожественно… И добывать самому темы для статей… Ну или… Или же… Ну или – Вы сами понимаете… Вот так-то…

Женя молча кивнул.

Вот так-то…

Да…

Что-то надо думать…

Женя попытался расслышать в оглушающей тишине, которая звучала в мозгу, хоть какую-нибудь дельную мысль… И пока пытался – вертел в руках картонный "компас".

– Это… Что у Вас? – спросил директор откуда-то сверху. Женя поднял глаза но не успел подумать – что же ответить. – Вы… Что же, ещё поделки делаете, да?.. Вроде как – своими руками… Правильно я Вас понимаю? Ну… Вы смотрите… поаккуратнее. В нынешней ситуации на Вас могут и донос за такое настрочить, но… Пока, конечно, нет. Пока что ещё партия снисходительно относится к тем кто… заблуждается. Ведь закон же только ещё вышел и… Не все успели перестроиться…

– Да… Нет. Это не я. – промямлил Женя, – Это… Вообще не знаю кто. Мне так… Под ноги упало. Сам не знаю откуда…