Дом моего сердца
Шрифт:
– Роунэн? – произнесла она севшим голосом и тронула его за руку.
Он замер и затаил дыхание, испугавшись того, что произойдет, если она попросит его остаться с ней.
– Что? – пробасил он.
– Огромное спасибо.
Чего он ожидал? Она страшно обгорела. Последнее, что было у нее на уме, – это то, что было на уме у него. А он думал о ее губах, нежных и податливых, и о том, какими они окажутся на вкус.
– Я просто выполняю свой долг.
Она бросила на него взгляд через плечо. Их глаза встретились. И он понял,
Роунэн сделал глубокий вдох, опустил голову, резко повернулся и ушел, что оказалось гораздо тяжелее, чем сделать двести отжиманий по прихоти раздраженного сержанта, в тысячный раз безупречно заправить койку или совершить прыжок с самолета с огромной высоты в кромешной ночной тьме. Куда тяжелее.
Когда он вспоминал о том, как принцесса встряхивает головой с этими неровно подстриженными волосами, с которых во все стороны разлетаются капли воды, как она смеется, как нежна ее спина под его большими ладонями, у него все обрывалось внутри.
Что случилось с его хваленым самообладанием? Неужели он частично потерял себя, растворившись в бирюзовой глубине ее глаз?
Не эти ли слова о любви он слышал от своей матери? О том, что, вступив в отношения с другим человеком, ты теряешь свою собственную силу?
У тебя нет никаких отношений с ней, сказал он себе сурово, однако это были пустые слова, и он знал, что уже переступил ту черту, которую не собирался переступать.
Но завтра предстоит новый день, новая борьба, а он был воином и решительно намеревался обрести свою потерянную силу.
Глава шестая
Утром Шошана встала, с трудом оделась, превозмогая боль от солнечных ожогов. Но сильнее этой боли ее мучило желание видеть его и быть с ним.
Роуыэна нигде не было видно, когда она вышла из своей спальни. Он оставил завтрак – свежее печенье и очищенные фрукты – не во дворе, на скамейке, где она уже привыкла есть вместе с ним, а на обеденном столе в столовой.
Шошана, возмутившись, вынесла тарелку во двор. Завтракая, она услышала в отдалении стук топора. В тот момент, когда она доела последнее печенье, Роунэн притащил на их кухню дерево.
Наблюдая за тем, как он тащит это дерево, она почувствовала то же самое, что вчера, когда смотрела, как он снимает рубашку, собираясь плавать. Все внутри у нее запело.
– Доброе утро, Роунэн.
Шошана многое бы отдала за то, чтобы увидеть его улыбку. Но он едва выдавил из себя приветствие и принялся распиливать принесенное дерево, а потом колоть дрова. Она снова вспомнила его сильные руки, готовящие целительную смесь прошлой ночью, и ее охватила дрожь.
Но сегодня его сила не была целительной. Он явно был сердит. При каждом взмахе топора в стороны разлетались тысячи щепок. Его мышцы были напряжены, лицо совершенно
Он даже не спросил у нее, болят ли обожженные места, а они болели ужасно. Хватит ли у нее смелости попросить его наложить компрессы снова?
– Роунэн, – обратилась она к нему, хотя было очевидно, что он не намерен разговаривать, – вы сердитесь на меня?
Похоже, что-то изменилось в нем прошлой ночью, когда он расспрашивал ее о свадьбе. Он очень притих после того, как она сказала, что ее никто не заставлял выходить замуж.
– Нет, мэм, я не сержусь. На что я могу сердиться?
– Перестаньте!
Он положил топор, отер пот со лба поднятым воротником, потом скрестил руки на груди и с недоумением взглянул на нее.
– Я не имела в виду колку дров, – сказала она, сознавая, что он только сделал вид, что неправильно понял ее.
– Тогда что же вы имели в виду, принцесса?
– Почему вы держитесь так официально? Вы не были таким вчера.
– То, что было вчера, – сказал он напряженно, – было ошибкой. Я забылся, и такое больше не повторится.
– Получать удовольствие, заниматься подводным плаванием – это называется «забыться»?
– Да, мэм.
– Если вы еще раз назовете меня «мэм», я запущу вот этим кокосом в вашу толстенную голову!
– Вы, наверное, хотели сказать: в мою чугунную башку.
– Именно так.
Роунэн едва сдержал улыбку.
– Принцесса, – сказал он с досадой, – я на службе. Я нахожусь здесь не для того, чтобы развлекаться. Не для того, чтобы учить вас плавать или различать рыб. Моя задача – охранять вас и беречь до тех пор, пока я не смогу вернуть вас домой.
– На меня вполне могли напасть, пока вы рубили деревья в джунглях, – сказала она раздраженно. Как мог он не хотеть продолжения вчерашнего?
Не просто того физического прикосновения, хотя оно и вызвало у нее непреодолимое желание, а их веселого смеха и чувства товарищества.
– Я думаю, – сухо сказал Роунэн, – что, если бы террористы приближались к острову, я бы услышал их катер или вертолет. Я находился от вас всего в нескольких секундах ходьбы.
Он нарочно делал вид, что не понимает, о чем речь!
– А если бы меня укусила змея?
Он не ответил. Ей было ненавистно, что он вел себя с ней как с ребенком.
– Или съел бы тигр? – пробормотала она. – Напала обезьяна!
– Я знаю, что говорю. Здесь нет никакой опасности. Никакой. Ни убийц, ни змей, ни тигров, ни бешеных обезьян. Так что можете успокоиться.
Взмах топора. Щепки разлетелись в разные стороны. Роунэн собрал их и сложил в кучу, не поднимая, на Шошану глаз.
– Я расслабился вчера, и в результате вы получили сильный ожог.
– Уж не чувствуете ли вы себя виноватым в этом? Роунэн, это не ваша вина. К тому же в этом нет ничего смертельно опасного. Небольшой ожог, только и всего. Я уже почти не чувствую его сегодня.