Дом на Харрен–стрит. В сетях шпионажа

Хартман Сверре

К 6 июня 1944 года вермахт уже не представлял прежней монолитной силы. В то время как боевая мощь сухопутной армии была еще исключительно высокой и немецкая армия в целом была еще чудовищной военной машиной, недовольство и отчаяние, как термиты, напали на офицерский корпус армии и гражданское руководство в глубоком тылу страны и стали разъедать их с невиданной силой. Среди все увеличивающегося числа немцев непрерывно росла решимость во что бы то ни стало прекратить войну с помощью государственного переворота, даже если это будет связано с государственной изменой, лишениями и, возможно, поражением.

Нелегко установить точное время начала распада немецкого тыла и немецкого офицерства, но вполне вероятно, что это произошло в июне 1943 года. Тогда

молодой подполковник германской армии решил, что «с него хватит», что пора действовать. Это был Штауфенберг, тридцатишестилетний офицер, который решил присоединиться к подпольной организации антинацистских офицеров в вермахте. Он был отпрыском швабских дворян, и его незаурядные способности привлекали внимание высших военных чинов вермахта, где он снискал себе прозвище «молодой Шлиффен». Он воевал в Северной Африке, где был тяжело ранен во время воздушного налета, лишился одного глаза, правой руки и двух пальцев левой руки. Одно время он совсем потерял зрение. Его единственный глаз ничего не видел. Лежа в полевом госпитале, он с ужасом думал о том, что никогда уже больше не вернется к активной жизни. Там же он решил продолжать борьбу, но не с иноземными врагами, а с нацистами, которых он стал рассматривать как величайших безумцев. Весь свой гнев он обрушил против Гитлера. Им овладела мысль о необходимости убить человека, которого он считал ответственным за физические мучения, причиненные Германии, и в еще большей степени за ее моральную деградацию.

Штауфенберг был новичком в старом заговоре против Гитлера, которого давно ненавидела и презирала целая группа высокопоставленных офицеров армии. Они были твердо убеждены в том, что ликвидация Гитлера покончит с кошмаром, царившим в Германии.

Вначале они собирались схватить Гитлера и передать его верховному германскому суду для вынесения наказания за его кровавые дела. Позднее, когда такой театральный вариант оказался практически невозможным, они решили покончить с фюрером физически, то есть организовать покушение.

Арест Гитлера первоначально был задуман и подготовлен еще в 1938 году, накануне Мюнхенской конференции, группой генералов во главе с Францем Гальдером, новым начальником генерального штаба, который сменил генерала Людвига Бека, и генералом Эрвином Витцлебеном, командующим берлинским военным округом. Инициатором заговора явился Остер. Однако капитуляция Чемберлена в Мюнхене на исторической конференции смешала все карты заговора. Позже, 3 сентября 1939 года, в день начала войны на Западе, генерал–полковник Гаммерштейн–Экворд задумал арестовать Гитлера во время визита последнего к нему в штаб и ликвидировать существовавший режим, но Гитлер тогда так и не приехал.

Первое покушение на Гитлера было намечено на начало ноября 1939 года. Оно готовилось Остером с помощью Гальдера. Последний, однако, по признанию Остера, проявил малодушие, не поддержал заговор военными силами, которые были необходимы для его проведения. Кроме того, была предпринята еще одна робкая попытка произвести покушение на жизнь Гитлера в одном из пивных погребов Мюнхена. Но служба безопасности случайно напала на след заговорщиков. Были приняты строжайшие меры охраны, и убийца, подготовленный Остером, не смог даже приблизиться к Гитлеру.

Следующее покушение было запланировано на 4 августа 1941 года, но и оно не состоялось из–за внезапно принятых строгих мер по охране Гитлера.

Некоторые из заговоров против Гитлера очень напоминали театральные мелодрамы и позднее послужили сюжетом для телепередач. Так, один из заговоров предусматривал убить Гитлера во время демонстрации новой военной формы для армии. Доброволец, демонстрирующий новые модели формы, должен был иметь при себе бомбу.

Небольшая группа офицеров, которой руководил Остер, решила вплотную перейти к подготовке покушения. Руководителем этой группы был генерал фон Трешков, начальник штаба войск фельдмаршала фон Клюгге на восточном фронте. Его адъютантом был лейтенант Фабиан фон Шлабрендорф, адвокат по профессии, смертельно ненавидевший

Гитлера. Его ненависть к Гитлеру не знала пределов, а его честолюбие переходило все границы, ставя иногда под угрозу весь заговор. В Берлине кроме Остера в подпольной группе был генерал Штиф, начальник организационного отдела генерального штаба.

В марте 1943 года фон Трешков получил сообщение о том, что Гитлер прибудет в штаб фон Клюгге в Смоленске с инспекционной целью. Фон Трешков тут же решил совершить покушение на фюрера. План действий был таков: самолет Гитлера намечалось сбить и уничтожить сразу после вылета из Смоленска. Затем командир кавалерийского полка Бозелагер должен был совершить «переворот» в штабе фон Клюгге и установить контроль над войсками его группы армий. Штифу поручалось захватить в свои руки руководство министерством обороны в Берлине, а Остер и его помощники должны были заниматься политическими вопросами, вступить в переговоры с союзниками и наладить политическую жизнь в стране.

Бомба, с помощью которой намечалось взорвать самолет Гитлера, была спрятана в пакет весьма безобидного вида. Пакет этот передали полковнику Брандту, одному из сопровождавших Гитлера офицеров, причем ему сказали, что в пакете две бутылки коньяку. Самолет с «бутылками» и Гитлером на борту вылетел по графику, но бомба не взорвалась! Шлабрендорф срочно вылетел в Берлин и перехватил злосчастный пакет до того, как стало известно его содержимое.

Несколько обеспокоенные неудачами, заговорщики не оставляли, однако, своих планов. Выписавшегося из госпиталя Штауфенберга послали проходить дальнейшую службу при генеральном штабе. Таким образом, ему предоставлялась возможность сыграть в заговоре ведущую роль. Группа заговорщиков была довольно разношерстной по своему составу. Здесь были люди самых различных профессий и политических убеждений. Положение, которое эти люди занимали в государстве, казалось, сулило им успех.

Таково было состояние подпольного движения Сопротивления гитлеризму в Германии, когда в январе 1944 года Эйзенхауэр прибыл в Лондон, чтобы вплотную заняться подготовкой десантной операции союзников под кодовым наименованием «Оверлорд». Произвели ли на него какое–нибудь впечатление потенциальные возможности, таившиеся в брожении внутри военной верхушки вермахта, или учитывалась ли хоть в малейшей степени исторически сложившаяся ситуация, предоставлявшая советникам Эйзенхауэра прекрасные возможности собрать полную информацию по этому поводу, — неизвестно. Насколько мне удалось установить, Эйзенхауэр не приложил никаких сколько–нибудь серьезных усилий, чтобы получить специальную информацию о процессе брожения в самой сердцевине германского верховного командования. Он, казалось, не обращал никакого внимания на то, как плохо выглядели немецкие солдаты, прежде боготворившие своего фюрера, и целиком сосредоточился на чисто военных аспектах войны, которую собирался выиграть сугубо военными средствами.

Эйзенхауэр не поддавался попыткам втянуть его в политическую сферу войны. Возможность переворота в Германии как средства к внезапному прекращению войны рассматривалась на различных совещаниях в его присутствии несколько раз, но всякий раз говорилось только о возможности переворота и ни разу не приводилось точных расчетов и дат, подкреплявших осуществимость этого замысла. Так, 27 января 1944 года посол Джон Вайнант сообщил Эйзенхауэру о существовании такой возможности, но Беделл Смит наотрез отказался принимать в расчет эти соображения. Государственный секретарь Эдвард Стеттиниус 14 апреля того же года вскользь упомянул о том, что «если бы в германском генеральном штабе можно было бы добиться создания соответствующих настроений, там мог бы появиться немецкий Бадольо», имея при этом в виду какого–нибудь немецкого генерала, который, подобно итальянскому маршалу Бадольо, был бы готов преподнести союзникам судьбу своей страны на серебряном подносе. Эйзенхауэр же выразил не только сомнение в существовании такой реальной возможности, но и был вообще против каких–либо переговоров с немецкими генералами.