Дом на улице Гоголя
Шрифт:
От железнодорожного вокзала до Наташиного дома Сергей бежал, не останавливаясь.
Если и есть в Василевской что-то выдающееся, то это, без сомнения, её дед, и её дом, считали Тамары, две подружки, которые всегда и обо всём имели одно на двоих мнение, и всегда единственно верное. В те времена, когда Наташа училась в загряжском институте, Ивану Антоновичу было что-то около семидесяти, но ни у кого не повернулся бы язык назвать его стариком. Седовласый осколок ушедшей эпохи, живая легенда загряжской медицины, он даже у себя дома выглядел как персонаж того времени, что долго протекало, пока его внезапно не сменила эпоха бурного исторического материализма. Его элегантная бархатная куртка, подпоясанная витым шнуром с кистями, шелковый шейный платок,
В тихой части городского центра меж улиц, застроенных многоэтажками, сохранился квартал домов старой частной постройки. Раньше, проходя по улице Гоголя, мимо почерневших от времени высоких дощатых заборов, студенты-архитекторы испытывали что-то вроде сочувствия к людям, до сих пор вынужденных жить вне благ цивилизации, однако оказавшись у Василевской дома, немедленно расставались с жалостью к обитателям гоголевского частного сектора. Здесь всё было другое, непривычное, сам воздух был другой. Высоченные потолки с лепниной, столетний дубовый паркет, бронзовые ручки массивных дверей, мебель в стиле ар нуво, подкреплённого благородным чиппендейлом — всего этого великолепия вживую никто из них ещё не видел. К тому же, как оказалось, технический прогресс дошагал-таки до улицы Гоголя, и дом Ивана Антоновича ничуть не уступал в благоустройстве типовым квартирам. Но всё же главной достопримечательностью дома оставался сам Наташкин дед, обладавший полным набором того, что, по всеобщему мнению, включало в себя понятие «русский интеллигент».
— А она позавчера уехала в Сочи, к тётке. — Иван Антонович выглядел встревоженным. — Тут что-то не так, Серёжа. Я знаю, вас не было в городе, но может быть, вам всё же что-то известно? С Наташей ничего плохого не случилось? Она была подавленной всё последнее время; когда я спрашивал, в чём дело, отмалчивалась. А потом вдруг собралась и поехала в Сочи.
Наташе Василевкой было пять лет, когда её родители погибли в автокатастрофе. До окончания школы девочка оставалась в той же сочинской квартире, в которой раньше жила с родителями. Воспитывалась она там бабушкой Зоей, матерью отца. Бабушка умерла, когда она училась в десятом классе, но до окончания школы Наташа доживала в Сочи, с тёткой, вечно всем недовольной старой девой Ниной Викторовной. Получать высшее образование Наташа поехала в Загряжск, поселилась у деда по материнской линии, который после гибели дочери и последовавшей за ней смертью жены, остался один в своём большом доме. Иван Антонович давно хотел, чтобы внучка переехала к нему, и был совершенно счастлив, когда это произошло.
Дед знал, что Наташе никто не будет рад в Сочи. Тётка, свихнувшись на возможности лёгких заработков на квартирантах, весь курортный сезон сдавала комнаты, а сама жила в тесноте гаражного бокса. «Куда же я тебя заселю? — удивилась она желанию Наташи приехать на первые институтские каникулы домой, к Чёрному морю. — У меня наперёд до конца лета всё посдано». Тётка быстро забыла, что Наташа оставалась прописанной в квартире своих родителей. На этом настоял дед: «Мой дом давно уже завещан тебе, Наташенька. А квартиру в Сочи ты можешь потерять». Наташа обиделась на тётю Нину и четыре года не бывала в Сочи, отдыхать на море они с Сергеем ездили в Крым. И вдруг она решила поехать к тётке. Неудивительно, что Иван Антонович заподозрил неладное.
— Долго она там не продержится. С Ниной трудно, она весьма и весьма своеобразная женщина. Вот увидите, Серёжа, через неделю, максимум, две, Наташа вернётся, — заверил дед.
Но, ни через неделю, ни через две она не вернулась. Сергей снова сорвался с практики, примчался к Наташиному деду, но Ивана Антоновича на улице Гоголя не застал.
— Ванюша в реанимации, у него обширный инфаркт, — озабоченно сказала Мария Петровна, пожилая племянница Наташиного деда, которую Сергей иногда встречал в этом доме. — Он у себя в клинике лежит. К нему пока не пускают, только передачи принимают, соки, фрукты, ну, вы понимаете.
Но его пустили к Ивану Антоновичу. Сергей послал в передаче с фруктами-соками записку, в которой спрашивал адрес сочинской тётки.
Вместо санитарки с ответной запиской вышел немолодой доктор, протянул Сергею медицинский халат, и, как показалось Сергею, недружелюбно, взглянув на него, бросил:
— Иван Антонович очень ждал вас.
— Серёжа, с моей внучкой стряслась беда. — На Сергея смотрели незнакомые измученные глаза. — До того как сюда загреметь, я вызвал Наташину тётку на междугородные переговоры. Телефона в сочинской квартире нет, на мои телеграммы Нина не отвечала, но на переговорный пункт явиться соизволила, и сообщила, что Наташа лежит в больнице. У вас на этот счёт нет никаких мыслей? — спросил Иван Антонович, тревожно вглядываясь в лицо Сергею.
— Я поеду в Сочи. Завтра же. И всё выясню на месте. — У Сергея уже начали появляться некоторые мысли «на этот счёт».
— Поезжайте, поезжайте, Серёжа. Уж вы, голубчик, не бросайте Наташу сейчас.
Наташина тётка не пожелала входить в объяснения по поводу внезапной болезни племянницы. На заявление Сергея, что он будет искать Наташу по больницам, ответила:
— Ищи, не ищи — не найдёшь. Её перевели из сочинской больницы, а куда, не знаю. Да, ладно, вернётся она к концу лета в Загряжск, никуда не денется.
Но начались занятия в институте, а Наташи так и не было. В конце сентября Сергей снова рванул в Сочи. На этот раз тётка не впустила его в квартиру, сердито глядя в щель, скупо отмеренную дверной цепочкой, прокричала:
— Не езди сюда больше! И не стучись ко мне, а то быстро в милиции очутишься! Замуж вышла Натка твоя. И не езди больше, не беспокой.
Сергей вернулся в Загряжск и сразу же кинулся на улицу Гоголя — рассказать невероятную новость, разузнать у Ивана Антоновича про парня, так неожиданно занявшего его место, но главное — ему просто было необходимо оказаться в доме, по которому ещё совсем недавно ходила Наташа. На его звонок к калитке вышла Мария Петровна, в дом не пригласила, сказала скорбно: «Ванюша совсем плохой, его нельзя беспокоить». На новость о Наташином замужестве отозвалась сдержанно: «Да-да, мы знаем, она сообщила». Про того, кто стал мужем его любимой девушки, Мария Петровна и сама ничего не знала: «Вроде бы, они с Наташей с детства дружили. Он моряк, кажется».
Разумеется, Иван Антонович после инфаркта поехать в Сочи никак не мог, попросил съездить туда своего коллегу, солидного человека, а не легкомысленного мальчишку, Сергея этого, из-за которого, дед не сомневался, внучка и влетела в опрометчивое замужество. Знакомый, вернувшись из Сочи, подтвердил: да, Наташа живёт у своего мужа, выглядит неплохо, похудела только сильно. «Похудела! — сокрушался Иван Антонович. — Куда уж ей худеть-то?! И раньше-то косточки сквозь кожу проглядывали».
Работает она, рассказывал дедов разведчик, работой своей довольна. Деду просила передать, что следующим летом, как только дадут отпуск, сразу же примчится в Загряжск. Приехала Наташа только через два года, а про то, какой она вернулась из Сочи, дед до сих пор без сердечной боли вспоминать не мог. Он уж и не мечтал, что ещё когда-нибудь услышит голосок своей певуньи. А вот, запела! Ах, кабы Батурлин только знал....
Глава седьмая
Дед отследил реакцию гостя на Наташин «Манжерок» и с удовлетворением отметил, что эффект превзошёл все ожидания: Батурлин был сметён, очарован, сражён.
Для усиление впечатления Иван Антонович выждал паузу и, как ни в чём ни бывало, продолжил:
— Манжерок — не городок, а село в горном Алтае. Когда-то это было большое село, дворов на шестьдесят, но в девятнадцатом году половина домов уже стояли пустыми. Происходившее тогда в России я могу сравнить только с проказой, даже удивительно, как быстро она проела всё насквозь. Подумать только — такое захолустье, такая глубинка, а добралась-таки и туда смертельная зараза. И не за десятки лет, а за какие-нибудь два неполных года!