Дом последней надежды
Шрифт:
Горшочек он берет осторожно, двумя пальцами, и ставит на ладонь, прикрытую шелковым платком. И наклоняется.
Нюхает.
Хмурится… он трогает глину. И хмурится еще больше. Приподнимает крышку, а на лице появляется такое выражение, что я понимаю: угадала.
— Могу ли теперь я спросить, госпожа Иоко, где взяли вы эту вещь?
И я, вздыхая, признаюсь:
— В лавке.
Рассказ мой краток и лишен подробностей, но… господин Нерако слушает внимательно. Он крутит горшочек и хмурится… и хмурится еще сильнее, и кажется, вот-вот расплачется.
— Плохо, — он разминает
Так, что-то мне стало совсем неуютно.
— Я не буду лгать, что известны мне все уложения кодекса, добрая госпожа, однако сомневаюсь, что здесь оно столь законно, чтобы можно было продавать в лавке… другое дело, что отнюдь не каждый человек знает, как отличить обыкновенные притирания от тех, в которых содержится трава, именуемая допу. Сама по себе произрастает она на болотах и местах дурных, оскверненных пролитой кровью. На закате бледные цветы источают особенно сильный аромат, который лишает людей разума, завлекая в трясину или же вызывая безумие… и кровь вновь льется, ибо нужна она допу, чтобы прорастали семена ее… в стране Хинай мне однажды случилось побывать в деревеньке, жители которой выращивали эту траву. Цветы ее стоят дорого… очень дорого… и потому всегда найдутся люди, готовые рискнуть здоровьем и разумом… они держали рабов, заставляя их собирать цветы, а когда те сходили с ума, то давали в руки оружие… и рабы резали друг друга, лилась кровь и трава хорошо росла.
Вот же…
И не говорите, что Шину это вчера придумала. Или что не знала, с чем связывается… и как быть? Я, являясь хозяйкой дома, несу полную ответственность за ее поступки, а значит, если кто-то еще узнает о… мне светит тихое уютное подземелье.
Или каторга.
Или что тут у них принято…
Я потрогала шею. Как-то совершенно не хотелось лишаться головы.
— После сбора цветы заливают жиром, а после медленно вытапливают… и если отыщется человек умелый, способный напитать раствор силой, то свойства травы усиливаются многократно…
Твою ж…
— Этого горшочка хватит надолго, если мазать им, скажем, виски, — господин Нерако прикоснулся к голове. — В малых дозах он подарит забвение, излечит от горя, сколь бы глубоко оно ни было, правда, сие излечение не будет истинным, и когда действие ослабнет, человек вновь испытает боль…
…и вновь потянется к заветному горшочку.
— Чуть больше, и его окружат видения мира удивительного, он познает невероятное блаженство. Однако раз за разом, и блаженство будет длиться все меньше, а мази понадобится больше… ко всему разум, не способный справиться с тем, что в стране Хинай нарекли «солнечным светом», постепенно будет выгорать… человек станет испытывать то беспричинную радость, то столь же беспричинный гнев. Мне жаль, госпожа, но… это слишком опасно, чтобы…
— Надо уничтожить, — решение я приняла на месте. — Сейчас… мы вернемся… Бьорн… лавка сегодня сгорит. Огня ведь будет достаточно?
…но сперва мы вытащим все, что хранится в сундуках и… не знаю, утопим в море? У тьерингов же отыщется лодка… и кажется, я буду вновь должна Урлаку… в жизни мне с этими долгами не расплатиться. А хуже всего, что платы и не потребуют.
Глава 39
А и хорошо горело.
Я стояла, закусив губу, и смотрела на огонь.
Не расплакаться.
…не думать, что там сейчас сгорают не только остатки дурной смеси, но и шелковые шарфы, расписанные Юкико, фигурки Араши, травы Мацухито…
…деньги, которые еще остались, ибо ширма стоила немало, но…
…сгоревшую надежду не купить. А они все мне поверили, что получится, что…
— Умеешь ты находить неприятности, женщина, — с легким упреком произнес тьеринг.
…он появился по первому зову, правда, не моему, но Бьорна. Вошел в дом. Потянул носом вонь и поинтересовался:
— Кого хоронить будем?
С ним пришли еще четверо, а я протянула горшочек.
Открытый.
Он сунул пальцы и, понюхав, нахмурился. А затем спросил:
— Кто?
— Шину, — ответила я, и кивнула, когда тьеринг добавил пару слов на своем.
…одна ли она ввязалась в это дело или втянула за собой того, кого и мужем-то не считает? А если не втягивала, то знает ли он?
Догадывается?
— Надо убрать это. А лавку сжечь, — мне удалось произнести это спокойно.
Почти.
Наверное, голос все-таки дрогнул, если тьеринг, положив руку на плечо, сказал:
— Я помогу ее вернуть…
…здесь ведь не только наши товары… не на одну сотню золотых… и пусть часть лишь, но серебро оплавится… серебро еще выкопать можно, а что сделать с резной костью?
…искушение вынести все ценное было огромным, но тьеринг покачал головой:
— Нам не нужны лишние вопросы… и вы, уважаемый…
Лекарь выглядел растерянным.
Он был достаточно умен, чтобы понять: начнется разбирательство, и пострадают все.
— Хорошо, — тихо произнес он. — На уста мои ляжет печать молчания, клянусь в том светлой памятью… и полагаю, что вы, госпожа, нынешнюю ночь проведете подле постели мальчика, который нуждается в заботе… а мне придется отлучится, ибо далеко не все нужные лекарства я взял…
…Бьорн ушел за господином Нерако. Верно, мало ли что может произойти с человеком столь достойным ночью?
Я же…
Хотелось и плакать, и кричать…
Почему?
Чего ей не хватало?
Доверия?
Или уверенности, что заработать можно, торгуя обыкновенным товаром. Денег? Сомневаюсь, что Хельги беден или жаден. Новую шубу из чернобурки я заметила, но… денег не бывает мало?
Или дело в чем-то ином, мне не понятном?
…Шину была в лавке.
Ковыряла отмычкой в замке. Вот уж и вправду, никогда не знаешь, какие таланты человек скрывает.
— Не стоит, — сказала я и протянула ключ. — Возьми… и было бы хорошо, если бы ты сейчас забрала весь свой товар и исчезла…
Шину побледнела.
Слегка.
Поднялась. Дрожащей рукой оправила платье…
…а ведь тьеринг после этого будет прав, забыв дорогу к моему дому.
— Только это невозможно, верно? Обычно такие сделки, если и заключаются, то на всю жизнь… и ты прежде подобным занималась, верно?