Дом последней надежды
Шрифт:
— Ветер.
Мы оба не верим.
Ветер не может знать имя, во всяком случае то, данное мне матерью в другом мире. Здесь я ни разу не произнесла его вслух, а он… он шепчет, плачет, то детским голосочком, то вовсе мяуканьем кошачьим… кошки не говорят на человеческом языке…
— Те, кто давно ходил на Острова, рассказывали всякое… только не то, чтобы я им не верил… верил, у нас тоже случается встретить… иных существ… однако по пьяному глазу всякое мерещится… как вот можно поверить в женщин, у которых ночью шея начинает
Никак.
Это иррационально. Безумно даже. Но в то же время столь же реально, как и существование белого призрака, что подошел к нашим воротам.
Тук-тук.
Кто там?
Совесть твоя, Ольга, пришла за тобой.
Моя совесть со мной. Внутри.
…фонарики моргают. Свет в них трепещет, что крылья бабочки… то тише, то ярче… и вновь тише.
Тук-тук. Открой. И станешь счастлива.
Как-нибудь без тебя…
…я почти видела эту фигуру, расплывчатую, не способную пока обрасти плотью. В ней угадывались то очертания старушки, то хрупкое детское тельце, то соблазнительные формы нагой девы…
Тьеринг помотал головой.
— Когда это прекратится?
— К утру, — я все-таки прикоснулась к сухой лепешке, но не затем, чтобы съесть — голод по-прежнему не ощущался. Раскрошив хлеб, я сыпанула крошки в темноту.
…этой ночью выходят не только проклятые твари.
Ночь наполнилась хлопаньем крыльев. Берите. Ешьте… ненужные дети, забытые и выброшенные, погибшие на обочинах дорог безымянными, а потому не способные отыскать правильного пути. Они как раз слетаются на свет фонарей, силясь поймать хоть каплю тепла.
Пускай.
Берите хлеб. И набирайтесь сил. Поднимайтесь выше к небу из рисовой бумаги. Пусть Правительница Небесных полей Такамагахара подарит вам иное воплощение.
— Понятно… — он хмурился.
А зов ослаб.
Что бы это ни было, оно ушло искать другие двери.
— И все-таки, — остывший чай оставлял после себя горьковатый привкус. — О чем вы хотели поговорить?
Тьеринг крякнул и, кажется, уши у него слегка покраснели. Вот уши эти оттопыренные Иоко очень даже нравились.
…мне же подумалось, что слухи эти, каковыми бы ни были, возникли не сами собой. Но этак и паранойю заработать недолго, если во всех бедах матушку обвинять…
…стоило бы навестить ее…
…побеседовать…
— Веселый дом, — выдавил-таки тьеринг. — Ты держишь веселый дом…
Веселый?
Да, временами здесь довольно весело, особенно, когда пересчитываешь серебро, пытаясь понять, на что его хватит…
…крышу первым делом.
И стены утеплить…
— Ты принимаешь мужчин и берешь у них деньги, продаешь своих… гм… женщин, — он явно с трудом подбирал слова. — И моришь их голодом… бьешь палками…
— И пятки огнем прижигаю, — закончила я. — Боги, какая чушь…
…с логической точки зрения.
А с юридической?
Что будет, скажем, если возмущенные этаким откровенным гнездом разврата соседи вновь обратятся в суд? И потребуют изгнать меня вкупе с девочками туда, где нам самое место?
…согласно Кодексу Танаки женщины, торгующие телом своим, должны обретаться в местах, где вид их не оскорбит честных горожан и горожанок. А если вздумается им покинуть оные места, то…
— Некоторые из моих людей приняли эти слухи достаточно близко к сердцу…
— Насколько близко?
Чай вязкий и невкусный. Сахару бы… мечты-мечты. Сахара здесь не знают, а мед, если и добавляют, то в количествах мизерных.
— Мне пришлось заплатить за драку и сломанный нос, — с явным неудовольствием произнес тьеринг. — И я пойму, если ты откажешь им от дома…
— Не откажу.
— Почему?
— А вам хочется? — я склонила голову, разглядывая мужчину с новым интересом. Иоко злилась, ей было сложно читать выражение круглого этого лица…
…не круглое вовсе, скорее овальное.
И эмоции свои тьеринг не скрывает. Вот эти складочки на лбу — раздражение. И гнев в морщинках глаз… и еще усталость. Он пришел сюда, надеясь раз и навсегда избавиться от меня и моих девочек, которым вздумалось в нарушение всех обычаев привечать чужаков. И это было в корне неправильно.
Это давало надежду.
А надежда зачастую оборачивалась обманом.
Он знает.
Он уже проходил. И… и быть может, даже сам сватался к какой-нибудь девице, из тех, что выбраны были свахой. И та робко принимала знаки внимания. Конечно, бедная дочь бедных родителей, не смевшая ослушаться… у нее ведь сестры, которых тоже нужно выдать замуж.
Да и сама она…
С тьеринга можно взять хороший выкуп.
Что пошло не так? Невеста не сумела преодолеть отвращения? Или сбежала с бедным возлюбленным? Или он сам, видя ее страх, отступился?
Не знаю.
Главное, что он опасается за своих людей, и эти чувства мне понятны. А потому странный наш разговор продолжится, тем паче, что русалочьей ночи далеко до рассвета.
— У женщин, которые здесь оказались, нет шанса найти себе мужа. Разве что крестьянина, которому нужна не столько жена, сколько лошадь, способная возделывать землю и заодно уж за домом следить. Они это понимают…
Надеюсь.
И горсть крошек подкормила темноту. Я же, взяв со стола свечу — толстую и яркую, явно сваренную с добавлением китового жира, — встала.
— Ты куда…
— Это безопасно. Поверьте… — я провела над пламенем ладонью, делясь с ним светом, захваченным в храме. — И так надо…
Огонек вытянулся и побелел, а свеча слегка искривилась, будто не способная справиться со внутренним жаром. Я же вышла на террасу и поставила свечу на край ее.
— Иди домой, — сказала я кошке, которая тут же выглянула, проверяя, кто это покинул безопасные стены дома. — Все будет хорошо… и ты тоже иди домой.