Дом последней надежды
Шрифт:
Шелковые нити.
И сама ткань.
Краски для Юкико и приданое для малыша, который когда-нибудь, да появится. Сама она, кажется, не думает о том, что будет после. Я же и в прошлой жизни с детьми дела не имела, Иоко и подавно. Она если и видела младенцев, то издали.
…пора уже договариваться с повитухой или кто здесь родами занимается?
Кому платить?
Куда бежать, если они начнутся? А потом… здесь нет ни смесей, обогащенных полезными микроорганизмами, ни подгузников, ни прочих крайне полезных для жизни приспособлений.
Как
Как-нибудь.
— Я к чему, — Кэед погладила вышивку. — Не будь дурой. Не упусти шанс.
— Он же…
— Он на тебя смотрит, что ребенок на сладкие бобы.
…тьеринг еще не отдал деньги за ширму.
Он вовсе не появлялся после той ярмарки, и вот думай, плохо это или наоборот, хорошо. Обидно? Самую малость. Мы ведь начали думать, что в том его интересе есть что-то личное, а он…
…несколько тысяч золотых.
И треть их принадлежит Кэед по праву. Думала ли она об этом? Думала, не могла не думать. Малой части хватит, чтобы заплатить колдуну.
А дальше?
С золотом и здоровыми ногами, с умением своим, которое Кэед перестала скрывать, она еще не понимает окончательно, что сама по себе сокровище…
Уйдет?
Останется?
Что бы она ни решила…
…а может, вот он, мой долг? Обязательства, взятые на себя Иоко? Я должна присмотреть за этими женщинами, помочь им устроиться в жизни.
Хорошо.
А дальше?
Печать исчезнет, а я… душа отправится в рай? Вернется домой? Или просто исчезнет. Как-то…
— Тише вы, неугомонные, — проворчала Шину. — А ты успокойся, ишь, привычку взяла. Чуть что, сразу в слезы… этак всю воду выплачешь и иссохнешь.
Юкико шмыгнула носом и уставилась на меня.
— Никто и никому тебя не отдаст, — вынуждена была признать я. И добавить. — Если сама того не захочешь.
Как-то вот… не хотелось мне умирать.
Совершенно.
Пусть и тело чужое, и мир с легкой безуминкой, но я все равно хочу жить.
— К нам тоже исиго заглядывал, — тихо добавила Мацухито. И тяжелый нож в ее руках ненадолго замер, чтобы вновь обрушиться на ни в чем неповинную головку лука. — Травы покупал… хороший был. И мне улыбался.
Она вздохнула.
Вот ведь… и как быть? Подчиниться божественной воле, рискуя собственным бытием? Или проигнорировать? Печать на руке тотчас ожила.
Понятно.
Нельзя игнорировать богов.
…а ужин прошел в торжественном молчании, которое исиго поначалу пытался разрушить беседой, но вскоре устал. Или привык просто?
Ничего.
Это они поначалу, а дальше…
Глава 22
…дальше потянулись дни. Иногда шел снег, а иногда выглядывало солнце, и тогда все, что насыпало к обеду, таяло, оставляя темные лужицы на камне дорожек. Земля, переевшая влаги, потемнела, разбухла, вытолкнула редкие хворостинки трав.
Я вставала.
Умывалась. Одевалась, благо, оннасю завела привычку спать здесь же, в комнате, хотя я весьма настойчиво отправляла этого ребенка прочь. О нет, она уходила, но стоило мне уснуть, как возвращалась вновь, устраиваясь на циновке перед входом в комнату.
— Чего ты хочешь? — я как-то очень быстро устала сражаться с ее упрямством, которому не имела объяснения.
— Госпожа хорошая, — девочка искренне улыбнулась, и я заметила, что клыки ее еще немного выросли, да и пары их две, только вторые чуть поменьше и загнуты внутрь рта. — Я не хочу, чтобы госпожа умерла.
Что ж, ответ можно было считать исчерпывающим.
— Ты имя себе придумала? — я позволяла ей расчесывать волосы, делая вид, будто не замечаю, что чешет она не гребнем, но собственными коготками.
Подумаешь, когти.
У меня тоже имеются. Правда, мои темные и туповатые, еще и потрескались, словно назло, а ее — полупрозрачные, этакие рыбьи крючки, которые прячутся в тонких пальчиках.
— Нет, госпожа. Их так много…
— Тебе помочь?
Она покачала головой и прищурилась.
— Спасибо, госпожа, но я сама… я не позволю вас обидеть.
Прозвучало это серьезно.
Нынешнее утро, если разобраться мало чем отличалось от предыдущих. Терраса. Колдун, закутавшийся в шубу из белого зверя. Оказывается, он тоже мог мерзнуть.
…я знала, что вставал он незадолго до рассвета. Откуда? Дом рассказывал скрипами, пусть и обновленный, он не избавился от истинной сути своей, и жаждал не только смотреть, но и говорить.
Я слушала.
Вот первой вздыхает доска под ногой Кэед. И тут же громко стучит резная трость. Кэед спит мало, то ли спешит с вышивкой своей, то ли боли вновь мучают… исиго дает ей что-то, я видела и отвернулась, не желая вмешиваться в эти чужие пока отношения.
Протяжный стон — это Шину идет на кухню. А вот шаги Мацухито, которая привычно разводит камин, не слышны. Дому не удалось подобрать для нее голос. Впрочем, это и не нужно, у дома есть иные способы.
Скрежет железа — Мацухито сдвигает решетку.
Она соскребает остатки залы с каменных внутренностей, и работает спокойно, видно, что дело ей привычно. Дом ждет.
…стук входной двери.
Это уже исиго, он сперва проверяет защиту, которую повесил на забор, и только тогда возвращается на кухню. Он берет ведра и направляется к колодцу. Возвращается.
И вновь идет.
Его никто не просил о помощи. Сама мысль эта внушает моим женщинам первобытный ужас, но… он приносит воду, не выливать же ее?
…сперва они хотели. И мне пришлось выйти, осадить Шину, которая сквозь зубы пыталась убедить Мацухито, что колдовскую воду пользовать не стоит.
Вода — она только вода…
Я попробовала ее, ледяную, слегка отдающую камнем — по утрам чувства обострялись — и осталась собой. Не превратилась ни в духа-тэнгу, ни в призрака, не упала к ногам бездыханным телом…