Дом с характером
Шрифт:
Чармейн взяла ее на руки.
– Тебя кто-то хотел утопить, да, Потеряшка? Щеночек кому-то помешал? Ничего, ничего. Я и так не хотела подходить к воде. Не имею ни малейшего представления о том, как это – плавать.
Когда Чармейн повернула за калитку налево, ей пришло в голову, что плаванье – всего лишь один из гигантского множества предметов, о которых она не имеет ни малейшего представления. Питер правильно пенял ей на невежество.
– Дело не в том, что я ленивая, – объясняла Чармейн Потеряшке, когда они очутились возле чего-то вроде конюшни. – Или глупая. Просто я никогда не выглядывала за пределы маминого образа жизни, понимаешь?
В конюшне попахивало. Чармейн с облегчением
Чармейн вздохнула, опустила Потеряшку на землю, нацепила очки и снова посмотрела на перепутанную схему. Вот они, «Конюшни», где-то в горах. Чтобы попасть отсюда обратно в кухню, нужно было сделать два поворота направо. Чармейн дважды повернулась направо – Потеряшка семенила следом, – и очутилась более или менее в темноте возле чего-то вроде большой пещеры, битком набитой сновавшими туда-сюда синими кобольдами. Все до единого повернулись и воззрились на Чармейн. Чармейн поспешно повернула направо еще раз. Тут она оказалась на складе чайников, чашек и тарелок. Потеряшка заскулила. Чармейн уставилась на сотни чайников всевозможных цветов и размеров, стоявших на длинных стеллажах, и начала паниковать. Она уже опаздывала. Хуже того, когда она нацепила очки на нос и сверилась с планом, выяснилось, что она находится где-то в левом нижнем углу перепутаницы, где на стрелке, указывавшей на край листа, значилось: «Где-то в этом направлении обитает группа лаббокинов. Осторожно!»
– Что за жизнь! – воскликнула Чармейн. – Идем, Потеряшка!
Она открыла дверь, в которую они только что вошли, и опять повернула направо.
На сей раз они очутились в полной темноте. Чармейн чувствовала, как Потеряшка боязливо тычется носом ей в щиколотку. Они обе принюхались, и Чармейн сказала:
– Ага! – Здешний запах – сырого камня – запомнился ей с того дня, когда она приехала в дом. – Дедушка Вильям, – спросила она, – как попасть отсюда обратно в кухню?
К ее великому облегчению, ласковый голос откликнулся. Звучал он теперь совсем слабо и как будто из дальней дали:
– Если вы здесь, значит, вы несколько заблудились, поэтому слушайте внимательно, душенька. Один раз повернитесь по часовой…
Чармейн не нужно было слушать дальше. Вместо того чтобы делать полный поворот, она осторожно повернулась только наполовину и всмотрелась вперед. Точно – перед ней расстилался тускло освещенный каменный коридор. Чармейн с радостью зашагала туда, а Потеряшка семенила следом. Теперь Чармейн не сомневалась, что она в Королевской резиденции. Это был тот самый коридор, где она видела Сима с тележкой в первый день в доме дедушки Вильяма. Мало того что тут правильно пахло – слабые кулинарные ароматы поверх запаха сырого камня, – но и стены выглядели как везде в Королевской резиденции, все в светлых квадратах и прямоугольниках на месте снятых картин. Беда в том, что Чармейн не представляла себе, где именно в резиденции она находится. От Потеряшки не было никакой пользы. Она накрепко притиснулась к ногам Чармейн и дрожала.
Чармейн подхватила Потеряшку и зашагала по коридору, надеясь добраться до какого-нибудь знакомого места. Дважды она повернула – это ей ничем не помогло, – а затем едва не налетела на бесцветного господина, который вчера обносил гостей оладьями. Господин отпрянул – он страшно перепугался.
– Надо же, – проговорил он, глядя на Чармейн из полумрака. – Я и не подозревал, что вы уже здесь, мисс… э… Шарман, я ведь не ошибся? Вы заблудились? Позвольте вам помочь.
– Да, пожалуйста, – ответила находчивая Чармейн. – Я пошла… ну… это… понимаете, для дам… и, наверное, потом повернула не в ту сторону. Вы мне не скажете, как попасть в библиотеку?
– Более того, – объявил бесцветный господин. – Я вас провожу. Следуйте за мной.
Он повернулся и повел Чармейн туда, откуда появился: по другому полутемному коридору, через большой холодный зал, откуда вверх вела каменная лестница. Хвостик Потеряшки начал слегка подрагивать, словно это крыло показалось ей знакомым. Но стоило им пройти перед лестницей, как хвостик замер. С площадки наверху донесся рев Моргана:
– Не хотю! Не хотю! НЕ ХОТЮ!
К нему присоединился пронзительный писк Светика:
– Не буду эти! Не надену эти! Дай па-ля-сятые!
Тут загремел и голос Софи Пендрагон:
– А ну замолчите! А не то я за себя не отвечаю, и не говорите потом, что вас не предупреждали! Все, мое терпение лопнуло!
Бесцветный господин поморщился.
– Маленькие дети приносят в дом такое оживление, не так ли? – сказал он Чармейн.
Чармейн посмотрела на него снизу вверх, собираясь кивнуть и улыбнуться. Но отчего-то поежилась. Почему – она и сама не знала. Ей удалось чуть-чуть наклонить голову – и все, а потом она вслед за господином прошла под арку, и бас Моргана и визг Светика понемногу затихли вдали.
Завернув за очередной угол, бесцветный господин открыл дверь, в которой Чармейн узнала дверь в библиотеку.
– По всей видимости, мисс Шарман уже здесь, сир, – доложил он с поклоном.
– О, это хорошо, – сказал король, поднимая глаза от стопки тонких книжек в кожаных переплетах. – Входите, садитесь, милочка. Я тут вчера нашел для вас целую гору бумаг. Даже не знал, что у нас их столько.
Словно бы Чармейн никуда не уходила. Потеряшка устроилась на полу – улеглась пузиком кверху в тепле у жаровни. Чармейн тоже устроилась перед покосившейся грудой разнокалиберных бумаг, нашла себе перо и чистый лист и принялась за дело. Работать в такой компании было очень весело.
Вскоре король заметил:
– Мой предок, который вел эти дневники, воображал себя поэтом. Как вам такое обращение, милочка? Это он писал своей даме сердца, само собой. «Ваши танцы – что козьи прыжки на лугах, ваше пенье – мычанье коровы в горах». Романтично, нечего сказать, – верно, милочка?
Чармейн рассмеялась:
– Ужас. Надеюсь, она отвергла его. Э-м-м… ваше величество, а кто тот бесцвет… тот господин, который только что привел меня сюда?
– Мой эконом? – отозвался король. – Представляете, он работает у нас уже целую вечность, а я так и не выучил, как его, беднягу, зовут. Придется вам спросить у принцессы, милочка. Она помнит подобные вещи.
Ну и ладно, решила Чармейн. Значит, буду про себя называть его бесцветным господином.
День прошел тихо и мирно. Чармейн думала, что после такого бурного утра это тем более приятно. Она разбирала и описывала счета двухсотлетней давности, счета столетней давности, счета, выписанные всего-то сорок лет назад. Как ни странно, старые счета были на гораздо более крупные суммы, чем новые. Получалось, что Королевская резиденция тратит все меньше и меньше. Кроме того, Чармейн разбирала письма, присланные четыре века назад, и относительно недавние отчеты послов из Дальнии, Ингарии и даже Раджпухта. Некоторые послы присылали стихи. Самые скверные Чармейн зачитывала королю вслух. Ближе к середине стопки начались расписки. Фразы вроде «200 гиней в уплату за портрет незнакомки кисти неизвестного мастера» встречались всё чаще и чаще, и всё в последние шестьдесят лет. Чармейн стало казаться, что Королевская резиденция распродавала картины на протяжении почти всего царствования нынешнего короля. Пожалуй, спрашивать короля об этом не стоило.