Дом скитальцев (рис. Н. Васильев)
Шрифт:
– Значит, объезд через Березовое тоже запрещен? И там авария?
– Это почему?
– спросил попутчик.
– Не знаю. Вы-то не сказали при милиции об этом варианте. В город просились…
Молчание. Я осторожно приоткрыл глаз и увидел, что попутчик внимательно смотрит на докторшу. У него был вздернутый нос и рыжие ресницы.
– Вот и бревно, - сказала она.
– А вы для жениха не староваты, юноша?
Тогда он выпалил:
– Ох, доктор! В Тугарине творится неладное.
Машина остановилась. Нас обогнал грузовик. Анна Егоровна прищурилась на попутчика.
– У вас ангина, - сказала она.
– Господи, где моя
– Доктор!
– застонал попутчик.
– Какая ангина?
– Покажите горло… Ну? (Он испуганно открыл рот.) Хорошо. Алеша, ты можешь сесть. Мы едем на Березовое. Что вы заметили неладного в городе?.. Осторожно, ухаб… И как ваше имя-отчество?
Понимаете, дядька тоже ехал в район, чтобы поднять тревогу. Он знал чепуху: что телефон междугородный не работает, автобусы отменены до семнадцати часов и что заводу тракторного оборудования запретили отправлять продукцию на железную дорогу - ближняя станция тоже в райцентре. Он говорил, путаясь от волнения:
– Я мальчуганом оставался в оккупации, под фрицами. Вы небось военврач. Майор медицинской службы? Ну, вы страха не знали…
– Как сказать…
– Извиняюсь, конечно, - поспешно сказал попутчик.
– Вы тогостраха не знаете. Словно бы воздух провонял - отовсюду страшно. От приказов страшно, от всего… И сейчас завоняло. Кто же тут виноват?
– Он испуганно смотрел на Анну Егоровну.
– Авария - это действительно. Сорвало мост, конечно, столбы повалило… - Он вертелся на сиденье, глядя то на меня, то на докторшу.
– И телефон порван. Доктор!
– вскрикнул он.
– Я вам говорю. Точно! Фактов нет, только воняет. Туда нельзя, сюда…
– Что же вы поехали без фактов?
– С испугу, - жалким голосом признался дядька.
– Польза будет, и ноги унесу. Страшно. Меня в гестапо били.
– Вот как, - сказала докторша.
– Однако же чутье вас не обмануло. Подчас и с испугу действуют правильно.
– Не обмануло? И факты есть?
– вскинулся он.
– То-то я смотрю - мальчик и не болен вовсе.
– А вы не смотрите, - сказала докторша.
Я не помню, как звали попутчика - то ли Николаем Ивановичем, то ли Иваном Николаевичем. Мы расстались очень скоро. В Березове, у брода.
Березовский деревянный мост сгорел незадолго перед нашим приездом - сваи еще дымились. Шипели уголья, падая в воду. Откос перед радиатором машины застилало дымом.
– Чистая работа, - сказала Анна Егоровна.
– Парома здесь не держат?
Мальчишки завопили, набегая на машину:
– Тетенька, за старицей брод! Хороший, грузовики перебираются!
Один, маленький, прошепелявил:
– Овшы тоже перебираются.
Другой малыш развесил губы сковородником, заревел и припустил наутек - испугался белого халата. Попутчик сказал:
– Правильно, хороший брод! В малую воду тормоза будут сухие.
– Едем.
– Она тронула машину в объезд старицы.
Я тоже знал эти места - чуть выше по реке водились крупные раки. До города отсюда не больше пяти километров, и с высокого старого берега можно было рассмотреть телескоп. Я с самого начала не хотел уезжать, и теперь, когда мы начали крутиться, не удаляясь от города, мне стало паршиво. Пускай теперь рыжий трус изображает больного! И я страшно обрадовался, когда Анна Егоровна спросила:
– Отправить тебя домой, Алексей?
Она курила и хмуро посматривала на темный склон противоположного берега. Лучшего места для засады
– Я постою тут, пока вы переезжаете, - сказал я.
– Не заблужусь, отсюда телескоп виден.
– Виден, да по дороге все надежнее, - сказала она.
– Возьми сверток с бутербродами, коробочку давай сюда.
Я отдал коробочку со «слизняком», взял ненужные бутерброды, открыл дверцу и зацепился ногой за футляр с бластером. «Зачем мне эти бутерброды?» - подумал я и покосился на Анну Егоровну. Она что-то регулировала на приборном щитке. Я зацепил футляр носком ботинка, выкинул в траву, вылез и захлопнул дверцу. Попутчик в подвернутых брюках уже шлепал по воде - он пойдет впереди машины.
– Счастливо, мой мальчик…
Серый «Москвич» осторожно пополз в воду, заблестели мокрые колеса, а я стоял на берегу и смотрел, пока машина, забирая влево, не перевалила через гребень высокого берега. Мелькнул белый рукав, хлопнула дверца, и остался только запах бензина. Тогда я поднял футляр с бластером и напрямик, через холмы, побежал в город.
Черная волга
Отличный, солнечный был день. Тихий, по-весеннему жаркий. Над березовыми перелесками кричали кукушки, в овраге пели зяблики. Штук двадцать, не меньше - столько зябликов сразу я сроду не слыхивал. Перелески светились насквозь: между березовыми стволами зеленя сверкали, как спинка зимородка. А я мчался, как мотоцикл, волоча бластер и пакет с бутербродами. Холм с телескопом служил мне ориентиром, я держал его справа, почти под прямым углом к своему направлению Понимаете, я мог выбрать дорогу намного короче, прямо к восточной части Тугарина, через совхозную усадьбу. Идти через усадьбу не хотелось, и я знал почему. В совхозном клубе, что в центре усадьбы, вчера выступал Федя-гитарист.
На бегу я думал о трусах. Рыжий попутчик - несомненный трус. У них всегда чутье на опасность, как у Кольки Берсенева из нашего класса. Едва запахнет дракой, он исчезает. Он как барометр. Если он исчез из компании, то наверняка жди неприятностей - подеремся, либо из кино выведут, либо затеем на овраге слалом и переломаем лыжи… Ладно. Трусы есть трусы. Этот, по крайней мере, побежал в верном направлении.
Я не задумывался, правильно ли было - воровать бластер у Анны Егоровны. Гордясь своей храбростью, топал по тропинкам, надеясь сегодня же пустить бластер в дело, и неожиданно выскочил на шоссе рядом с памятным местом. Метрах в тридцати справа темнел въезд на ту самую проселочную дорогу, ведущую к поляне «посредника». Очень хотелось отдохнуть, но я побежал дальше - к городу, конечно, инстинктивно держась боковой грунтовой тропки. Так же инстинктивно остановился за кустарником, когда услышал шум встречной машины. Ф-р-р-р!
– черная «Волга» промчалась мимо. И как будто в ней я увидел Сура на заднем сиденье.
Сначала я решил, что обознался. Сурену Давидовичу чистая гибель в такую погоду вылезать из подвала. Он и домой ходит только по ночам, чтобы принять ванну. Из-за проклятой астмы он и в тире стал работать - в сыром подвале ему хорошо дышится. «Их болезнь - наше здоровье», - говорит он о подвале… Нет, в черной «Волге» Сура быть не могло…
Стоп! Киселев, туда собирался Киселев! В подвале железная дверь, и на окнах решетки, но ведь Сур сам откроет дверь, не побоится! И я помчался за машиной, вылетел на холм. Так и есть… Пустое шоссе сверкало под солнцем