Дом соли и печали
Шрифт:
– Я не вор.
Я подумала о похоронах Эулалии и внезапно вспомнила об уродливом украшении на ее шее. Это был единственный раз, когда я видела его. Неужели это тот самый медальон? Я с досадой вздохнула. С похорон прошло уже больше двух недель. Гроб, естественно, уже давно распахнулся, и Эулалия вместе со своим ожерельем обратилась в Соль.
– Вы, случайно, не запомнили, что там было написано?
Экер кивнул:
– Биллапс прочитал вслух. Мы чуть не прослезились.
Старик откашлялся, словно готовился продекламировать стихотворение:
СовсемЯ разинула рот от изумления:
– Невестой? Эулалия не была ничьей невестой.
Экер пожал плечами и снова принялся за шитье. Однако он промахнулся, и старая кривая игла попала прямо в иссохшую подушечку большого пальца.
Старик продолжил как ни в чем не бывало, но на темно-синих сетях появились бурые пятна крови.
– Вы поранились.
Его настроение вновь неожиданно изменилось. Кровь не останавливалась, и Экер с досадой потер пальцы.
– Убирайся отсюда, пока я не лишился всей руки, глупая девчонка! – Он поморщился и плюнул на землю.
Я отскочила от Экера и побежала по причалу, постоянно оглядываясь на старика, кричавшего мне вслед проклятия. Никогда не видела, чтобы у человека так быстро менялось настроение. Может быть, с годами его разум начал затуманиваться? Я оглянулась в последний раз и налетела на кого-то, чудом удержавшись на ногах.
– Прошу прощения! – вскрикнула я, пытаясь вернуть равновесие.
Утреннее солнце светило прямо в спину незнакомцу, создавая вокруг него сияющий ореол. Я не могла различить его черт: перед глазами прыгали темно-синие и ослепительно-белые круги. Как те самые звезды, о которых говорил старик.
– Кажется, это ваше? – спросил мужской голос, и человек приблизился ко мне с протянутой рукой. В его добрых голубых глазах читалась тревога.
Неожиданно я почувствовала себя очень маленькой, потому что едва доставала незнакомцу до плеч. Они были достаточно широкими, и я засмотрелась на его статную фигуру чуть дольше, чем следовало бы приличной девушке. Его пальто из хорошей шерсти скрывало мощные мускулы, и я подумала, что, скорее всего, он капитан корабля. Я могла с легкостью представить, как он одним махом поднимает тяжелые паруса.
Его волосы были длинными не по моде: темные кудри заканчивались у нижней челюсти. Один локон, подхваченный порывом утреннего ветра, выбился и коснулся уголка губ, и неожиданно я почувствовала пугающее желание смахнуть эту прядь. Молодой человек кашлянул, и я зарделась, словно он мог догадаться, о чем я думаю. Он так и стоял, протягивая мне монету, а я продолжала глазеть на него, отчаянно пытаясь отогнать нескромные мысли.
– Вы обронили. – Он взял мою руку и вложил в нее медную монетку.
Этот простой жест, привычный для торговцев и моряков,
– Благодарю, – пробормотала я, взяв себя в руки. – Вы очень добры. Любой другой на вашем месте забрал бы деньги себе.
– Мне бы и в голову не пришло присвоить то, что мне не принадлежит.
Мне показалось, что незнакомец едва сдерживает улыбку.
– К тому же это всего лишь медный флорет. Я предпочел бы расстаться с деньгами в обмен на беседу с их прекрасной владелицей.
Я хотела что-то ответить, но так и не смогла вымолвить ни слова. Незнакомец подошел ближе, пропуская рыбаков, перетаскивающих на другой причал тяжелый ящик.
– Думаю, вы бы могли мне помочь.
Я насторожилась. Папа всегда советовал нам опасаться карманников и воров за пределами Хаймура. Возможно, этот человек вернул мне монетку, чтобы усыпить бдительность и стащить более крупную сумму.
– Я здесь впервые, ищу капитана.
Я огляделась по сторонам, стараясь не упускать из виду руки незнакомца. Папа говорил, что местные воришки чрезвычайно ловки: глазом не успеешь моргнуть, как они снимут кольца прямо с пальцев.
– Это большая гавань, – сказала я, указывая на десятки крупных и мелких судов вокруг нас. – Здесь много капитанов.
Молодой человек улыбнулся бесхитростно и открыто, и в его глазах промелькнула едва заметная грусть. В это мгновение мне почему-то показалось, что у него нет злого умысла.
– Да, конечно. Я ищу капитана Корума. Уолтера Корума.
Я пожала плечами, изо всех сил стараясь не смущаться от его взгляда. После стольких лет, проведенных практически взаперти в Хаймуре, я не имела никакого опыта общения с мужчинами. Я начинала краснеть и запинаться, даже если мне приходилось задавать папиному камердинеру Роланду больше одного вопроса.
– Там кто-нибудь точно будет знать. – Я махнула рукой в сторону рыночной площади, располагавшейся чуть дальше по набережной.
Взгляд незнакомца немного потух, очевидно выражая разочарование.
– А вы – нет?
– Я не с Селкирка.
Молодой человек развернулся, чтобы уйти.
– Вы хотите в его команду? – выпалила я. Вопрос, пожалуй, прозвучал слишком громко. – К капитану Коруму?
Незнакомец отрицательно мотнул головой:
– Он болен. Красная лихорадка. Я пришел позаботиться о нем.
– Ему, наверное, очень плохо?
– Думаю, я скоро узнаю. – Мой собеседник пожал плечами.
Я вспомнила, как все собирались у постели Авы, когда она заболела. Комнату затемнили, плотные гардины не пропускали солнечный свет. Лекари сказали, что нужно выпарить заразу из ее тела, и в спальне стало невыносимо душно из-за огня, который папа разрешил развести прямо в комнате. Но, даже несмотря на это, Ава не переставала громко стучать зубами, и мы опасались, что они начнут выпадать из ее окровавленных губ, словно градины.