Дом яростных крыльев
Шрифт:
Слова, которые он сказал мне на ухо в тот день, когда сопроводил меня во дворец, возникают у меня в голове, также как и одно из видений Лоркана. Я представляю, как капитан подставляет нож к горлу Фибуса, а не бабушки.
О, Боги. Меня вот-вот стошнит. Я кидаюсь в ванную, и из меня выходит весь мой ужин.
«Лор, не дай ничему случиться с Фибусом. Пожалуйста».
«Я оставил одного из своих воронов на востоке, чтобы он за ним присмотрел».
Я зачерпываю воду, которая не успела
«Но вам всё равно надо выдвигаться, иначе усилия Антони будут напрасны».
Я тут же выпрямляю спину, когда он упоминает Антони, и разворачиваюсь.
— Мы выдвигаемся немедленно. Сейчас же!
ГЛАВА 72
Адреналиновый гул превращается в оглушительное крещендо в моей голове и начинает долбиться о черепную коробку, точно волны о скалы. Я не могу перестать представлять Фибуса в кандалах. Как, должно быть, напуган сейчас мой друг. И всё это из-за меня.
Святой Котел, если с ним что-нибудь случится, я… я даже не могу об этом думать. Лор сказал, что позаботится о нём, и я решаю верить в то, что так оно и будет.
Я бросаюсь вперёд мимо Данте и расталкиваю его друзей.
Я слышу, как Данте приказывает Габриэлю последовать за мной, а Таво — оплатить наш счёт. Когда я выбегаю из Таверны, мой взгляд направлен только в одну точку. Вперёд.
Прежде чем закончится день, в Люсе наступит новый порядок. И я буду сражаться за него вместе с Королём воронов и принцем-фейри.
Я иду сквозь влажную темноту и уже представляю себя на южном берегу Люса, освобождающей ворона Лора из подземной тюрьмы, а затем разбивающей миску, в которой заперт его другой ворон.
Мальчик пугается, когда мы заходим за угол, и спрыгивает с сена, высоко подняв заостренную палку.
Габриэль поднимает ладони.
— Спокойно, малыш. Мы пришли за нашими лошадьми.
Мальчик опускает руку, и я замечаю, что она дрожит.
— Уже уезжаете?
Я подхожу к Ропоту, моё тело пульсирует, как будто сердце разорвалось на тысячу кусочков и переместилось во все мои конечности.
— Дела зовут.
Я рада, что Данте отправил со мной Габриэля, потому что если Таво можно сравнить с открытым морем, то Габриэль — бухта. Его бесстрастный тон может успокоить даже меня. Не сильно, но достаточно для того, чтобы мои руки перестали трястись, и я смогла закрепить седло на Ропоте.
К счастью, Данте почти сразу подходит к нам. Он выходит из-за угла, когда я запрыгиваю на Ропота. Я решаю, что он поедет на своём коне, но вместо этого он передает коня Таво ошарашенному ребёнку и хватается за луку моего седла. Он кивает на мою ногу, и я убираю её из стремени, чтобы он смог засунуть туда свою и забраться на коня.
Я не поднимаю из-за этого шум, потому что мне слишком не терпится отправиться в путь, и меня
— Это было мило с твоей стороны. Отдать ему коня.
— Я сделал это не для того, чтобы показаться милым.
Верно. Он сделал это, потому что он мне не доверяет.
— Надеюсь, это не уловка, Ворон, — ворчит он у меня за спиной, когда Ропот устремляется вперёд.
Песок и щепки разлетаются во все стороны.
Благодаря Лору, мой жеребец знает дорогу.
В окружении рук Данте совсем не остается места. Он, может быть, и не хочет особенно меня касаться, но он также не хочет меня потерять, потому что я девушка, способная освободить короля, который в свою очередь сделает королём Данте.
Пока мы мчимся по залитой лунным светом местности, я думаю о Фибусе и бабушке. Я надеюсь, что они меня простят. Я вспоминаю то отвращение, что я увидела в глазах Данте, и неожиданно представляю своего друга и бабушку с таким же выражением лица. Мне было больно увидеть это выражение на лице Данте, но если я увижу его на их лицах — это меня уничтожит.
Я поднимаю глаза на тёмно-синий ночной холст и замечаю золотое свечение и чёрное пятно у себя над головой. Король воронов похож на ветер и тьму, сквозь которую проблескивают звёзды.
— Как долго мы будем ехать? — спрашиваю я сквозь рёв волн, врезающихся в скалы.
— Несколько часов, — голос Данте звучит напряжённо и нервно.
— Ты готов? — спрашиваю я.
— К чему?
Я поворачиваюсь и гляжу на его лицо.
— К тому, что всё это станет твоим.
Его брови нависают так низко, что радужки напоминают чернильные лужи.
— Люс не будет моим, Фэллон.
Когда я хмурюсь, он добавляет:
— Я согласился оставить Монтелюс, Ракокки и Сельвати Рибаву. Это половина моего королевства.
Я моргаю, потому что я впервые слышу об их сделке.
— Но почему?
— Ты действительно думала, что небесный король помогает мне по доброте душевной?
— Я… Я…
По правде говоря, я вообще об этом не думала.
— Вороны — эгоистичные и коварные создания, которых мотивирует только получение выгоды. Он держит меня при себе только потому, что хочет мира с фейри, а наш народ — мой народ — никогда не будет отвечать перед вороном.
— Твой народ? Я тоже всё ещё твой народ.
— Разве?
— Я воскресила его ради тебя, остроухий ты олух. Я воскресила его ради того, чтобы он мог посадить тебя на трон, так что хватит сомневаться в моей преданности!
Некоторое время он молчит. Но затем говорит:
— Ради меня?
— Да. В это сложно поверить, ведь я наполовину ворон, верно? Ведь все мы — как ты там сказал? — жадные и коварные.
Его грудь вздымается за моей спиной, и стук его сердца сотрясает кожу между моими лопатками. Он отпускает луку седла и кладёт руку на мой живот.