Дом Зеора
Шрифт:
— Если ты устал, можно сделать перерыв.
— Да, сектуиб. Но Энам устанет раньше меня.
Нашмар повернулся к наклонившемуся мужчине — точнее, почти мальчику.
— Энам, не нужно перенапрягаться.
— Да, сектуиб, — ответил тот, не отрывая взгляда от Зинтера.
— Назтер Хью, что вы думаете? — спросил Нашмар, отведя Валлероя в сторону.
— Произведение искусства, сектуиб. Я буду стараться изо всех сил.
— Обязательно убедитесь, что верно передано положение щупальцев. Мы впервые изобразим на обложке передачу от сайма к сайму, так что все
— Вы считаете разумным, сектуиб, — неуверенно спросил Валлерой, — изображать на обложке такое действие, в то время как содержание каталога совсем другое?
— Вы знаете, что другие общины подражают консерватизму Зеора. Все знают, что Имил — ведущий дом моды, но об этом начинают забывать. Время им напомнить об этом. И вы как раз подходящий для этого художник. Ваши работы затрагивают гораздо более глубокие психологические уровни, чем простые фотографии. Эти уровни настолько глубоки, что лишь товарищ может их понять и выразить.
Валлерой с трудом глотнул. Он не товарищ. Но Нашмар не дал ему возможности откладывать решение.
— Не хочу вас оскорбить, назтер, но мой долг напомнить вам, что по отношению к Энаму ваше поле выше среднего уровня. Хотя у Зинтера необычные способности, он еще молод и его достижения гораздо скромнее ваших; в то же время Энам страдает от последствий разъединения. Конечно, Энам не причинит вреда товарищу…
— Конечно, — негромко подтвердил Валлерой. — Просто вы хотите, чтобы я не слишком его тревожил.
— Я знал, что вы поймете. — Нашмар успокаивающе положил Валлерою руку на плечо. — Вы достойны репутации Зеора.
И он вышел из комнаты, увлекая за собой свиту.
Подойдя к мольберту. Валлерой увидел, что все необходимые материалы уже аккуратно разложены. Мольберт расположен так, чтобы сцена была видна под максимально выгодным углом. И он должен был признать, что модели подобраны превосходно. Не только классические угловатые черты лиц соответствовали костюмам, но была в позах такая тонкая гармония, что у Валлероя чаще забилось сердце. И свободные одежды натурщиков подчеркивали эту гармонию.
Художник в Валлерое оценил проблему. Большего вызова в Имиле ему не предлагали. И он почувствовал необходимость выразить себя, как в портретах Хреля и Клида.
Он расположил фигуры на листе, тщательно размерив и определив перспективу; цветной мазок здесь и тень здесь; старательно размещенное световое пятно; легкая расплывчатость на краях, достигающая почти болезненно четкого фокуса на изображении щупальцев.
Одежду он изобразил с почти фотографической точностью, подчеркнув, что она обеспечивает свободу движений и придает любому из этих движений элегантность. И наконец принялся подробно выписывать щупальца. Взяв руки блокнот, он подошел к натурщикам, чтобы лучше видеть.
Пустые сумки щупальцев образовывали бороздчатые линии от локтя до запястья. Под обвисшей кожей сумок виднелось небольшое утолщение, вероятно, железа. Щупальца проводника, высовываясь из отверстий в районе запястий, устремлялись навстречу щупальцам сайма. Валлерой обратил внимание на то,
Мысленно он видел тонкую и сложную диаграмму сил. Дорсальные и вентральные — хватательные — щупальца хватают и обездвиживают, защищая уязвимые латерали от неожиданного разъединения. Теперь Валлерой начал понимать, каким уязвимым чувствует себя сайм, когда эти насыщенные нервами латерали обнажены. Он видел почти незаметную дрожь мягкой розовой плоти. И однако эти органы — самое смертоносное оборудование для выживания, когда—либо существовавшее на земле.
И этот контраст вызвал у Валлероя неожиданный прилив вдохновения и заставил вернуться к мольберту. Именно это впечатление должен он передать своим рисунком.
Он работал с растущим возбуждением. Через каждые несколько мгновений вставал, обходим натурщиков, всматривался, измерял, изучал. Не обращая внимания на разрушения, вызванные его движениями, обрушивал задники, чтобы получить вид с нового угла, и снова бросался к рисунку, боясь упустить только что обнаруженный нюанс. Он делал это снова и снова, не чувствуя, как идет время, не замечая усталости моделей и собственного утомления.
Наконец, почти удовлетворенный достигнутым, он устало поднялся на помост, чтобы в последний раз осмотреть выпущенные латерали.
Без предупреждения от двери студии послышался голос Клида:
— Хью!
Валлерой от неожиданности распрямился. Нога его застряла в складке драпировки, он потерял равновесие и упал, размахивая руками.
С сюрреалистической медлительностью падал он на натурщиков. Влажная латераль задела его лоб, оставив легкое колющее ощущение. Затем голова его ударилась о край помоста. На мгновение он потерял сознание. Когда зрение вернулось, он лежал на спине, над его головой плыли ноги Зинтера, а лицо Энама, искаженное свирепой гримасой, приближалось к его лицу.
Щупальца сайма обвились вокруг его запястий, стальные полосы впились в его тело. Влажные латерали прикоснулись к коже, словно горячие потоки жидкости. И в то мгновение как Валлерой понял, что это нападение убийцы, вмешались щупальца другого сайма.
Нападавшего приподняли и оттащили. Валлерой потряс головой, чтобы зрение вернулось полностью. Его спас Клид. Зинтер без чувств лежал на помосте, отброшенный Энамом. Клид стоял перед Энамом, крепко держа его щупальца.
— С радостью помогу тебе, Энам, но мой товарищ нужен мне самому. Без него я не смогу функционировать.
Напрасно пытаясь вырваться, Энам прохрипел:
— А я не могу функционировать без убийства! Я жить не могу!
— Но нельзя убивать товарища. Теперь ты ведь это знаешь.
— Пустите меня к нему. Я вам покажу…
— Не могу.
Темные глаза вызывающе блестели.
— Вы всех дженов оставляете для себя! Без них я скорее готов умереть!
— Если Зелерод прав, мы все очень скоро умрем.
— Я должен убить.
Энам поддался действию глубочайшего инстинкта, который невозможно подавить.