Дом
Шрифт:
Тарелки с жареной рыбой передавались из рук в руки вместе с бутылками спиртного. Неподалеку оркестр настраивал инструменты. Несколько женщин, сидевшие поодаль от Х, в течение вечера пересели поближе, чтобы поздороваться с ней, сказать, как они рады, что она сегодня с ними.
Как велика разница между отношением этих женщин с острова и горожанок, уехавших на пароме! Китайские церемонии за завтраком и такая осязаемая простота за ужином… Мир состоял из наслоения подмиров, ничего не знавших друг о друге. И острова созидали мир на свой лад, незагрязненный, ни в чем непохожий на мир твердой земли, но такой надежный.
Еще не ощущая себя включенной – такая формулировка была бы преждевременной:
За эти перемены она была благодарна Роберу. Конечно, не без изъянов и слабостей – он даже поссорил Х с Симоном, что было не последним недостатком в данной ситуации, – но все же этот островитянин был потрясающим парнем.
IX
Прошло время. В доме наконец стало можно жить. Ни Х, ни даже Симон не смогли бы подсчитать месяцы и годы, затраченные на поиски участка, суды, проектирование, отсрочки и проволочки; они потеряли счет сезонам, прошедшим в несдержанных обещаниях, трудностях, неувязках, остановках стройки. Сколько времени все продолжалось? Никто уже не знал – и не придавал этому никакого значения. Реально было одно: впервые Х могла пользоваться своим домом. Еще не жить с комфортом, по полной программе, как в мечтах, но, по крайней мере, она могла в нем расположиться хотя бы по-походному. Это был первый шаг. Час славы, и это надо было отметить.
Она действовала так, что в течение нескольких недель даже Робер проявил пунктуальность. Дом родился, оформился. Еще жалуясь на многочисленные недоделки – не было ни одной внутренней двери, не хватало окон, терраса была в зачаточном состоянии, розетки не поставлены… – и не решаясь признать, что имеет дело с человеком особого психического склада, островитянином, Симон примирился с Робером, признавал его старания и ругался только изредка, по привычке; на этом фронте в жизни Х наступил мир…
Еще многого недоставало, но Х могла наконец говорить о «своем доме», и это не казалось преувеличением или фигурой речи. Вот это была радость. Она заказала матрас и переночевала на нем – «дома», впервые. Как будто заклинала судьбу, много месяцев упрямо оттягивавшую этот момент.
К первому обеду, приготовленному в кухне – неукомплектованной, без горячей воды; условия были спартанские, – солнце заливало золотом рабочий стол. Х пустила в ход овощи, которые по дружбе одна соседка – из тех, что были на празднике в порту, – положила ей под дверь в знак приветствия. Какое чудо эти дары, упавшие с неба! И эти женщины, вот повезло! Как будто в своей скромности и смирении – равно как и в своей архаике, почти экзотике, – женщины с острова сохранили соль жизни, то, что современные и экипированные по последнему слову большие города давно упразднили, исконную гармонию, сердечность отношений между людьми, искреннее сочувствие…
Она соорудила из овощей совсем простое блюдо, чтобы сохранить весь их вкус.
– По-моему, ты приготовила лучший обед в твоей жизни…
Комплимент Симона был бальзамом на сердце Х.
В следующие несколько приездов так и жили – по-походному, без всяких удобств, но было славно. За отсутствием дверей приходилось свистеть, пользуясь туалетом. Кашлять и повышать голос, чтобы заглушить непристойные звуки, и смеяться над этим: дом уже выполнял свою миссию, доставлял радость.
Впрочем, изо дня в день становилось ощутимо лучше: цель была близка.
К концу строительства – но есть ли вообще у строительства конец? – Х даже ухитрялась устраивать в доме праздники, отмечать дни рождения, Новый год… В эти дни в доме расставляли мебель, расстилали ковры – в остальное время все это было накрыто брезентом, чтобы не собирать пыль от работ, – доставали посуду – и этого было достаточно, чтобы забыть, что террасы по-прежнему нет, участок завален мешками с цементом, не завезли зеркала – так что невозможно ни побриться, ни причесаться… С того момента, как в нем начали устраивать праздники, при всем его несовершенстве дом входил мало-помалу в чувственный мир каждого и по-настоящему становился семейным домом. В нем создавались воспоминания. Слово «Мария» постепенно стало не только именем мамы и бабушки, теперь оно обозначало место вполне конкретное, счастливое, можно сказать, очеловеченное…
Как-то ночью Х, одна в темноте, смотрела на пейзаж. Взошла луна, почти полная. Остатки стройки исчезли, поглощенные сумраком, и в лунном свете появились очертания острова, его невысокие холмы, бухточки побережья с белой пенной каймой обрели четкие формы, неразличимые днем. Х была счастлива. Ее сердце наполняла радость. Хранительница своего дома, она стояла, облокотившись на перила, над океаном, как на палубе корабля, и на нее снизошло нечто вроде открытия, откровения территории острова – и ее собственного внутреннего пейзажа. Взволнованная, очарованная, она воспарила. Ее охватило незнакомое доселе чувство полноты. Воздух был свеж.
В самом начале работ, когда посыпались трудности, Х говорила себе иной раз, насколько было бы проще построить его, свой дом, на континенте. Ведь и там хватало сельских уголков, тоже тихих, милых, уединенных, красивых уголков, радующих глаз, где наверняка приятно было бы пустить корни, где люди наверняка приветливы – и уж точно не все они бесчеловечны, не все унифицированы, сведены к регистрационным номерам. Она иногда думала об этом и видела перед собой, как во сне, долину, холм, горы, красивый вид, тополя на берегу ручья – в общем, все, что составляет прелесть сельской местности. Но, подумав об этом, она очень быстро возвращалась к острову, к своему дому – настоящему, единственному, взлелеянному так давно и уже рождавшемуся. И другой дом, континентальный, гипотетический, таял, водворяясь в скучный ряд обыкновенных домов, какими полна страна, каких в городах и селах двенадцать на дюжину. Банальные дома в сравнении с прелестями дома на острове… На острове!
Эта географическая реалия, суша, окруженная водой, всегда завораживала Х. И, решив построить на ней дом, она не раз задавалась одним вопросом: почему остров? Какие незаменимые достоинства находила она в нем, какую силу ему приписывала? Ей было здесь хорошо, надежно, безмятежно. Она чувствовала себя под защитой от бед и треволнений. Остров благотворно влиял на нее даже физически. С чем это было связано? Той ночью, под звездами, она оценила чистоту, какую-то незапятнанность, как в пустыне, как в море… Все, чего можно с надеждой ждать от удаленности, от уединения. Как в затерянной хижине, в каюте межконтинентального лайнера, в обители…