Домашняя готика

Ханна Софи

– Да. – Стараюсь, чтобы это не прозвучало как мольба.

Он передает мне телефон:

– Не говори слишком долго. И никаких глупостей. Не пытайся рассказать обо мне.

– Не буду.

– Скажи, что занята и не знаешь, когда вернешься. – Он держит пистолет у моего виска.

Ник отвечает почти сразу.

– Это я.

– Сэл? Я уж думал, ты про нас забыла. Почему вчера вечером не позвонила? Дети так расстроились.

– Прости. Ник…

– Когда ты вернешься? Нам надо поговорить о ситуации с твоей работой, разобраться. Спасители Венеции не могут просто так выдергивать тебя неизвестно куда, как только им захочется.

– Ник…

– Это же просто смешно, Сэл! У тебя не было времени даже позвонить? Неудивительно, что твои работодатели забыли, что у тебя двое маленьких детей, – ты, по-моему, и сама об этом иногда забываешь.

Я плачу. Это так несправедливо. Ник очень редко злится.

– Я не могу обсуждать это сейчас, – говорю я. – Холодильник набит едой для Зои и Джейка.

– Когда ты вернешься?

Отвечать на этот вопрос даже больнее, чем я ожидала.

– Не знаю. Надеюсь, скоро.

Пауза.

–

Ты плачешь? – обеспокоенно спрашивает Ник. – Слушай, прости, что ною. Просто делать все это самому, это же кошмар какой-то. И… ну, иногда я боюсь, что работа поглотит всю твою жизнь. Многие женщины как-то притормаживают с карьерой, когда у них появляются дети. Может, тебе тоже стоит об этом подумать?

Мысленно считаю до пяти, прежде чем ответить:

– Нет. Это ведь впервые. Нам с Оуэном Мэллишем пришлось все бросить и поехать разбираться.

Ну давай же, Ник. Напряги мозги. Оуэн никак не связан с Венецией – он работает со мной в «ГР Силсфорд». Я много раз рассказывала, что Оуэн мне завидует из-за того, что работу с «Венецией» получила я, а не он.

– Оуэн Мэллиш? – переспрашивает Ник. Слава богу! – Мерзкий тип, у которого голос такой, будто его душат?

– Ага.

– Ну ладно, – озадаченно тянет муж. Все, что мне нужно, – чтобы он засомневался. Этого будет достаточно, чтобы он поднял тревогу. Он свяжется с полицией.

Жду, забывая дышать, киваю, чтобы казалось, будто Ник что-то говорит. Пистолет касается моей кожи.

– Прекрасно, – произносит Ник через несколько секунд. Голос веселый, ни намека на тревогу. – Моя жена сбежала в Венецию с мистером Придушенным. Слушай, мне надо идти. Позвони вечером, ладно?

Он отключается.

– Какое разочарование, – комментирует Марк. Не-Марк. – Тебе надо было выходить за человека, который делает карьеру, а не просто работает. Ник никогда тебя не поймет.

Я не могу ни говорить, ни даже перестать плакать.

– Тебе так редко нужна помощь – ты такая сильная, такая энергичная, такая талантливая, – и вот теперь, когда он тебе действительно нужен, Ник подвел тебя.

– Хватит. Хватит…

Хорошо бы позвонить Эстер, но он ни за что не разрешит. Эстер сразу бы поняла, что я в беде.

– Помнишь, ты говорила, что не создана для семейной жизни?

Измена. Я изменила Нику, изменила детям. И теперь за это наказана.

– На мой взгляд, ты ошибаешься. – Одной рукой он обнимает меня за плечи и прижимает к себе. – Я так тебе тогда и ответил. Просто ты выбрала не ту семью.

– Это неправда…

– Ты идеальная жена и мать, Салли. Я совсем недавно это понял. Знаешь почему? Ты умеешь сохранять равновесие. Ты предана Зои и Джейку – ты обожаешь их, прекрасно о них заботишься, – но у тебя есть и собственная жизнь, собственные цели. Что делает тебя прекрасной ролевой моделью. Особенно для Зои.

Стараюсь отодвинуться от него. Как он смеет говорить о моей дочери, словно знает ее, словно заботится о ней, словно мы вместе о ней заботимся?

– Не позволяй Нику уговорить тебя пожертвовать собой, чтобы еще больше облегчить ему жизнь. Многие мужья так поступают со своими женами, и это отвратительно. – Он засовывает пистолет в карман брюк и растирает руки. – Ладно, лекция окончена. Давай попробуем устроить тебя в твоей комнате.

Вещественное доказательство номер VN8723

Дело номер VN87

Следователь: сержант Сэмюэл Комботекра

Выдержка из дневника Джеральдин Бретерик,

запись 6 из 9 (с жесткого диска ноутбука «Тошиба»,

найденного по адресу: Корн-Милл-хаус,

Касл-парк, Спиллинг, RY290LE)

9 мая 2006, 10.30 вечера

Сегодня я сделала то, о чем часто мечтала, но не верила, что смогу решиться. Я недооценила собственную наглость. Мобильник зазвонил в десять утра. Миссис Флауэрс сообщила, что Люси плохо себя чувствует. Велела забрать девочку. Вспоминая обо всем, чего не смогу сделать, если прямо сейчас поеду в школу, почувствовала, как на сердце рушатся бетонные плиты.

Дети частенько куксятся, и обычно это ничего не значит. Я спросила, как Люси себя чувствует в настоящую минуту.

– Полегче, – сказала миссис Флауэрс. – Сидит на коленях мисс Томс, читает сказку. Уверена, она воспрянет духом, как только увидит мамочку.

А потом я услышала свой голос:

– Я хотела бы приехать и забрать ее, но не могу, я в Праге.

Не знаю, почему я выбрала Прагу. Может, просто название короткое и его легко злобно пролаять в плохом настроении.

– Даже если я сяду на ближайший самолет… – Делаю паузу, будто бы прикидывая различные возможности. – Нет, лучше позвоните Марку.

– Уже позвонила. Его секретарша сказала, что он на встрече и до обеда его не будет.

– О господи! – Я изо всех сил старалась изобразить беспокойство. – Вы продержитесь?

Миссис Флауэрс вздохнула.

– Мы-то продержимся. Я о Люси думаю. Ничего. Мы постараемся не давать ей скучать, пока папа не приедет.

Постараетесь – и у вас получится, подумала я, потому что вы отлично обращаетесь с маленькими детьми. Я тоже думала о Люси, какой бы эгоистичной ни считала меня мама. В последний раз, когда я забрала ее пораньше из школы по причине болезни, закончилось все тем, что я угрожала ей, со слезами ярости на лице.

– Пап, мне в школе стало плохо, – позже жаловалась она Марку. – И маме тоже от этого стало плохо, она проплакала всю дорогу от школы до дома. Правда, мамочка?

В

милосердии своем она не стала рассказывать Марку остального – как я ткнула пальцем ей в лицо и рявкнула: «Если ты больна, то, когда приедем домой, отправишься прямиком в постель. Ты проспишь весь остаток дня и позволишь маме сделать все, что ей нужно сделать. А если ты не желаешь спать, значит, ты достаточно здорова, чтобы остаться в школе, и я отвезу тебя обратно». Ужасно так говорить, я знаю, но это был понедельник. Я так жду понедельников, что в это даже трудно поверить. После каждых выходных мое желание побыть одной становится непреодолимым. Я люблю свою дочь, но я ужасная мать. Жертвы, которые от меня требуются, противоречат моей природе, и пора миру – в том числе и миссис Флауэрс – начать считаться с моими врожденными недостатками. Если бы я сказала, что ужасно играю в теннис, никто не заставлял бы меня тренироваться, пока не стану второй Мартиной Навратиловой.

Мы все должны опираться на свои «сильные стороны». Вот почему я почувствовала себя преданной, когда Корди сказала, что собирается с рождением нового ребенка бросить работу. Накрылась моя теория о том, что она уходит от Дермота, чтобы уйти от Уны.

– Я вполне могу себе позволить не работать несколько лет, – ответила она на вопрос, зачем ей это надо. – У меня есть кое-какие сбережения. И мне не особо нравилось быть работающей мамой. Я хочу воспитывать детей сама, а не рассчитывать на стареющих родителей или полуграмотную няньку. Хочу быть настоящей матерью. Как положено.

От злости я дара речи лишилась. Вот оно, думала я: конец карьеры одной из самых умных женщин, что я встречала. Корди могла достичь успеха в любой профессии. Если не нравится быть финансовым консультантом, можно заняться чем угодно – выучиться на юриста или на врача, написать книгу, у нее все получится. Я всегда уважала ее гораздо больше, чем мамашек, которые полностью посвящают себя тому, что Корди именует «быть матерью»; у них хорошо получается воспитывать детей только потому, что они вынуждены этим заниматься, потому что они боятся заняться чем-нибудь стоящим, и им нужно оправдание. Не можешь пробиться в реальном мире? Тогда заведи ребенка, и пусть все тебя восхваляют за то, как ты предана ребенку, как ставишь его выше всего остального. Гордись, что набиваешь коробку для завтраков папайей и киви вместо маленьких мятых яблок, которыми ограничиваются работающие мамы. Стой себе на крылечке в дверях и щебечи: «Я всегда хотела быть матерью».

У бездетных такой номер не проходит, а? «Простите, мэм, но почему вы торчите дома целыми днями и ни хрена не делаете?» – «О, понимаете, я хочу посвятить себя тому, чтобы быть племянницей. Видите ли, у меня есть тетушка. Вот почему я решила даже не пытаться добиться хоть чего-нибудь в жизни. Я хочу посвятить все свое время и все силы тому, чтобы стать племянницей». Люди будут наверняка поражены и скажут: «А вам не кажется, что неплохо бы заняться чем-нибудь еще, помимо этого?» Я знаю очевидное возражение: «Дети требуют больше времени, чем тетушки». Тем не менее в моих словах есть фундаментальная истина.

Я спросила у Корди, знает ли она «страшилку» про обезьянью лапку. Она не знала. Всех деталей я не помнила, так что моя версия получилась немного урезанной.

– Пожилая пара находит волшебную обезьянью лапу, которая позволяет осуществить любое желание. Все, что бы они ни загадали, исполнится. Их единственный сын трагически погиб – работал на заводе, ну и попал в какой-то станок, в общем, погиб…

– Они пожелали, чтобы он ожил? – догадалась Корди.

Я улыбнулась. Чтобы история сработала, нужно сформулировать это именно так.

– Они закрыли глаза, взяли в руки обезьянью лапку и сказали: «Пожалуйста, пожалуйста, верни нашего единственного сына – таково наше желание». Тем же вечером раздался стук в дверь. Они открыли, а там – он. Только не прежний, а говорящая, гротескная куча мяса, в которой и человека-то не узнать…

– Фу! – Корди ткнула меня локтем под ребра. – Прекрати!

– Я всегда вспоминаю эту историю, когда думаю о работающих матерях.

– Господи, почему?

Я объяснила. Потому что – Боба ради, когда женщина возвращается на работу после рождения ребенка, она уже не та, что раньше. Полуживая версия себя прежней. Искалеченная, практически разваливающаяся на части, возвращается на работу и стучит в дверь, а ее коллеги приходят в ужас от того, как она изменилась.

– Господи Иисусе! – пробормотала Корди. – Может, лучше отказаться от работы насовсем.

– Нет! – Ничего она не поняла. – Такая женщина не переживает из-за того, как она выглядит. Ей это безразлично! Она знает, что ее место на работе, и ей плевать, что там думают остальные.

Корди посмотрела на меня как на сумасшедшую.

– Не жертвуй своей карьерой, – умоляла я ее. – Подумай обо всех этих женщинах, которые борются изо всех сил, выворачиваются наизнанку, но продолжают сражаться. Если ты сдашься, ты их подведешь.

Она обещала подумать, но я понимала, что она меня просто успокаивала. Моя маленькая проповедь пропала втуне. Никого нельзя ни в чем убедить: никто не слушает. Посмотреть хоть на нас с Марком. Он думает, что я зря растрачиваю свои способности, зарываю таланты в землю. Но он не прав. Он хочет, чтобы я рисовала или занималась скульптурой. Говорит, мне было бы легче, но это полная чушь. Он хочет, чтобы я этим занималась не ради себя, а потому, что он будет чувствовать себя лучше, если я начну зарабатывать себе «на булавки».

9.08.07

– Слишком дорогой и уродливый, – заметил Селлерс, глядя на дом номер два по Бэлчер-стрит. – Ненавижу эти новые кукольные домики.

Он знал, что Сьюки отреагировала бы так же. Она бы предпочла переделанную церковь или конюшни – что-нибудь старинное и необычное.

– А по мне, ничего, – сказал Гиббс. – Уж лучше твоей хибары. Дэбби раньше хотела такой же купить. Пришлось ее обломать. С четырьмя спальнями они идут примерно по полмиллиона.