Домби и сын
Шрифт:
— Премного благодарна вамъ, любезный м-ръ Домби, за ваше доброе мнніе, — продолжала Клеопатра. — Я боялась, что вы имете злой умыселъ осудить меня на совершенное затворничество, какъ выражаются наши адвокаты, эти страшнйшіе прозаики въ цломъ мір.
— Отчего такая несправедливость ко мн, любезная м-съ Скьютонъ?
— Да оттого, что Флоренса объявила наотрзъ, что она завтра воротится домой, — отвчала м-съ Скьютонъ. — Я начинала считать васъ, любезный Домби, порядочнымъ тираномъ врод турецкаго паши.
— Увряю васъ, м-съ, я не длалъ никакихъ распоряженій относительно Флоренсы. Во всякомъ случа, эти распоряженія отнюдь
— О, я знала, вы порядочный льстецъ, м-ръ Домби. Говорятъ впрочемъ, y льстецовъ нтъ сердца, тогда какъ ваша нжная чувствительность составляетъ украшеніе и отраду вашей жизни. Что это? неужели вы хотите домой?
Было очень поздно, м-ръ Домби собирался идти.
— О Боже мой! сонъ это или мрачная дйствительность! — воскликнула м-съ Скьютонъ. — Такъ это правда, милый Домби, что завтра утромь вы похищаете y бдной матери ея единственное сокровище, ея ненаглядную дочь?
М-ръ Домби, привыкшій ионимать вещи въ буквальномъ смысл, отвчалъ, что похищеній не будетъ никакихъ, и что они встртятся съ Эдиью въ церкви.
— Нтъ на свт пытки мучительне той, какую испытываетъ бдная мать при разставаніи съ единственною дочерью, хотя бы эта дочь вручалась вамъ, любезнйшій м-ръ Домби. — Я слаба, и тревоги сердца во мн всегда брали верхъ надъ холоднымъ размышленіемъ; но будьте уврены, м-ръ Домби, завтра я призову всю твердость духа и безропотно покорюсь неизбжной судьб. Благословляю васъ отъ всего моего сердца! Милая Эдиь, кто-то уходитъ, дитя мое! Опомнись, мой ангелъ!
Эдиь, не обращавшая опять никакого вниманія на разговоръ, встала со своего мста, но не сдлала шагу впередъ и не сказала ни слова. М-ръ Домби поспшилъ подойти къ невст и, поцловавъ ея руку, произнесъ съ величавою торжественностью, приличною настоящему случаю:
— Завтра поутру я буду имть счастье стоять передъ алтаремъ вмст съ м-съ Домби.
Затмъ онъ поклонился и вышелъ, держа голову вверхъ.
Лишь только затихъ величественный скрипъ сапогъ м-ра Домби, м-съ Скьютонъ позвонила и велла подать огня. Вмст со свчами горничная принесла то блистательное платье, которому предопредлено завтрашнимъ утромъ воспламенять мужскія сердца; но покамстъ, теперь, въ этомъ блистательномъ наряд старуха была еще отвратительне и ужасне, чмъ въ своей фланелевой кофт. Этого не видла и не подозрвала м-съ Скьютонъ. Любуясь передъ зеркаломъ и принимая обворожительныя двическія позы, Клеопатра разсчитывала на убійственные эффекты, которыхъ неминуемою жертвой прежде другихъ долженъ былъ сдлаться майоръ Багстокъ. Скинувъ, наконецъ, обворожительное платье, a вмст съ нимъ и прочія принадлежности туалета, Клеопатра развалилась въ одно мгновеніе, какъ карточный домикъ.
Во все это время Эдиь оставалась y темнаго окна и смотрла на улицу. Когда, наконецъ, въ комнат не осталось никого, кром матери, она — первый разъ въ этотъ вечеръ — оставила свое мсто и стала передъ софой напротивъ м-съ Скьютонъ.
— Я устала до смерти, — сказала м-съ Скьютонъ. — На тебя ни въ чемъ нельзя положиться. Ты хуже маленькаго ребенка, да и ребенокъ не можетъ быть упряме и капризне тебя.
— Выслушайте меня, матушка, — начала Эдиь, не обративъ ни малйшаго вниманія на ея слова. — Вы должны, до моего возвращенія изъ Парижа, оставаться въ этомъ дом одн, совершенно одн.
— Я должна оставаться одна, Эдиь, до твоего возвращенія? — повторила м-съ Скьютонъ. —
— Это значитъ, что если вы не согласитесь остаться одн, то я завтра въ церкви отрекусь отъ руки этого человка, которому собираюсь дать такую ложную и позорную клятву, или я упаду мертвая на церковной паперти.
Тревожный взоръ матери отнюдь не успокоился встрчей съ непреклоннымъ взглядомъ дочери. М-съ Скьютонъ не отвчала ничего. Эдиь продолжала твердо и ршительно:
— Пусть остаемся мы съ вами тмъ, что есть; этого довольно. Я не хочу и не допущу, чтобы юное, невинное созданіе унизилось наравн со мною. Ни за какія блага въ свт я не потерплю, чтобы для забавы моей матери развратилась и погибла беззащитиая сирота, которая должна теперь найти во мн свою естественную опору. Теперь вы знаете мое мнніе. Флоренса должна ухать домой.
— Ты съ ума сошла, Эдиь, — закричала взбшенная мать. — Думаешь ли ты найти спокойствіе въ этомъ дом, покуда она не выйдетъ замужъ?
— Спросите лучше, ожидаю ли я когда-либо найти спокойствіе въ этомъ дом?
— И вотъ награда за вс мои труды, за вс попеченія! вотъ благодарность за блестящее положеніе въ свт, которое устраивается чрезъ меня! Я не гожусь быть компаньонкой какой-нибудь двочки! я ее развращаю! отъ меня надобно бжать, какъ отъ чумы! Да кто же ты, наконецъ, м-съ Домби? Ты кто?
— Этотъ вопросъ, матушка, — отвчала Эдиь, блдная какъ смерть и указывая на окно, — предлагала я себ нсколько разъ, когда сидла вотъ тамъ, и погибшія подобія моего пола съ клеймомъ безстыдства проходили мимо… Богу извстно, какой отвтъ я получила. О мать моя, мать моя! если бы по крайней мр въ невинный возрастъ дтства вы бросили меня на произволъ случая, на произволъ собственныхъ влеченій моего сердца!.. но для меня не было невинныхъ возрастовъ!
Понимая безполезность обнаруженія безсильнаго гнва, м-съ Скьютонъ зарыдала и начала произносить горькія жалобы, что она зажилась на свт слишкомъ долго, что собственное дтище отрекается отъ нея, что въ эти несчастныя времена забыты обязанности къ родителямъ, — что она слышитъ чудовищные упреки, и что, наконецъ, она сойдетъ съ печалью въ гробъ.
— Лучше, гораздо лучше лежать въ могил, — вопіяла м-съ Скьютонъ, — чмъ выносить вс эти ужасы! О Боже мой! собственное дтище, собственная плоть и кровь питаетъ противъ меня злобу отъявленнаго врага?
— Время взаимныхъ упрековъ между нами, матушка, уже прошло, не возобновляйте его!
— Да не ты ли возобновляешь это несчастное время? Теб извстна моя чувствительность, и, какъ нарочно, ты поражаешь меня безъ всякой пощады, и въ какое время! когда я должна всячески позаботиться, чтобы завтра выставить себя въ приличномъ свт! Удивляюсь теб, Эдиь. Превращать свою мать въ безобразное чучело, и когда? въ день своей свадьбы!!!
— Я сказала, что Флоренса должна хать домой.
— Ну, и пусть узжаетъ! — скороговоркой отвчала запуганная мать. — Я даже рада, что она удетъ. Что мн въ этой двочк?
— A для меня эта двочка то, что изъ за нея, матушка, я готова отречься отъ васъ, точно такъ же какъ хотла отречься отъ него завтра въ церкви. Въ ея грудь не долженъ западать зародышъ того зла, которое развилось и окрпло во мн: въ этомъ вамъ ручаюсь. Оставьте ее въ поко и откажитесь разъ навсегда отъ намренія преподавать ей уроки, которыми пользовалась собственная ваша дочь. Это — не трудное условіе для васъ.