Домик тетушки лжи
Шрифт:
– Ну где тебя носит? – злился полковник. – Холодно стоять!
Решив сжалиться над толстяком, я мирно сооб-щила:
– Не понимаю причину гнева! Сижу позади тебя в «Рено» темно-зеленого цвета. Зачем так возмущаться?
Александр Михайлович подпрыгнул, обернулся и уставился на машину. Я помахала ему из-за руля. Полковник влез в автомобиль и буркнул:
– Идиотская шутка!
– Думала, применишь метод дедукции и сообразишь, где я.
– Откуда мне знать, какая
– Хорошо хоть не подумал, что я прилетела на ковре-самолете, – улыбнулась я.
– Тебе больше подходит метла, – огрызнулся полковник.
– Ну не сердись, посмотри, там, в «бардачке», лежит баночка пива.
Дегтярев крякнул, поднял крышку и вытащил «Миллер».
– Дорогое какое!
– Зато вкусное.
Полковник мигом опустошил алюминиевый «бочонок» и сразу подобрел.
– Значит, «Рено»… Только, похоже, не новый… Где взяла?
– Карина Сыромятникова дала, надо поехать в салон да купить себе новый автомобиль.
– Какой хочешь?
– «Пежо-206», – ответила я, – серебристого цвета. Очень милая машина, двухдверная, но при необходимости в нее влезает пять человек. Большой багажник, маневренная, красивая, надежная… И вообще мне нравятся французские марки. А к «Пежо» прикуплю себе и новую шубку, под цвет тачки, голубую норку.
– У тебя вроде и эта курточка ничего, – задумчиво протянул приятель.
– Очень короткая и уже давно не новая… Прикинь, как красиво будет выглядеть! Выхожу я из серебряной машины в серебристой норке, фр-р…
– Ага, – хмыкнул Дегтярев, – хлопаешь дверцей, прищемляешь манто и падаешь носом в грязь. Уж я-то тебя знаю, ни дня без приключений!
Я сердито замолчала, и оставшуюся часть пути мы проделали, слушая идиотские вопли диджеев «Нашего радио». Представляете, этих ребят зовут блондинка Таня и Коля Макклаут.
Первый, кого мы увидели в холле, был Борис.
– Дашенька, – завел мужик свою песенку, – как хорошо…
Но тут его взор упал на Дегтярева, режиссер прикусил язык.
– Знакомьтесь, – предложила я.
Мужики расшаркались. Александр Михайлович повесил куртку на вешалку, сделал шаг вперед и взвизгнул:
– Что это?
– Гроб, – спокойно ответила я.
– Зачем он тут? – дрожащим голосом поинтересовался полковник.
Надо же, оказывается, наш «комиссар Мегрэ» побаивается похоронной атрибутики.
– Потом объясню, – отмахнулась я, – ступай в столовую, небось есть хочешь.
Александр Михайлович, большой любитель вкусной еды, шагнул еще раз и с неподдельным ужасом возвестил:
– Мамочка!
– Что?
– Там лежит негр.
Кто бы мог подумать, что мы с Дегтяревым
– Ой, не могу, – захихикал Борис, – это же чертов питбуль полюбил здесь спать. Уж что я только не делал, чтобы его отвадить, без толку!
– Ага, – сообразил наконец Дегтярев, – ясненько. У Дашутки все как всегда. Питбуль, отдыхающий в гробу… А крокодила, вяжущего в кресле носки, еще не завели?
Не получив ответа, Александр Михайлович исчез в столовой.
– Это и есть твой бойфренд? – поинтересовался Боря.
Я кивнула.
Но режиссера было не так легко заткнуть.
– Ну, дорогуша, он скорей дедфренд, – развеселился Борис. – Зачем тебе, молодой и прекрасной, старый мухомор, трухлявый гриб. Может, бросишь его и обратишь внимание на меня? Хотя я и не Керубино, но и не Мафусаил.
– Сердцу не прикажешь, – сообщила я и, решив показать всю огромность своей любви, схватила шлепки Аркадия и кинулась в трапезную с воплем: – Милый, вот твои тапочки!
Дегтярев удивился так, что выронил вилку, занесенную над куском сочной вырезки. Мало того что я никогда не обращалась к нему, сюсюкая «милый», так еще у нас в доме никто никогда не натягивал сменную обувь. Кстати, мне всегда не нравилась московская привычка предлагать гостям разношенные баретки без задников. Приходишь вся такая разнаряженная, при макияже и духах, а тебе, бац, выдают нечто отвратительное, и потом весь вечер чувствуешь себя кретинкой, при вечернем костюме и в отороченных мехом пантофлях.
Когда мы жили в Медведкове и, естественно, не имели прислуги, я спокойно протягивала гостям мокрую тряпку и предлагала вытереть подметки. Сейчас же основная масса наших приятелей купила машины, и вопрос с грязной обувью отпал сам собой. Но Кеша, Маня и Зайка, естественно, ходят в Ложкине в удобной домашней обуви, и сейчас я трясла перед ошалевшим полковником тапками, принадлежавшими Кеше.
– Ты хочешь, чтобы я их надел? – изумился Дегтярев.
– Конечно, родной, небось ножки за день устали!
Александр Михайлович крякнул:
– Ну, если ты настаиваешь…
И он встал, намереваясь выйти в холл.
– Нет, дорогой, не надо утруждать себя, переобувайся тут, а я унесу твои ботиночки…
– Ты заболела? – неожиданно поинтересовался приятель, расшнуровывая жуткие башмаки фабрики «Парижская коммуна».
Интересно, почему даже сейчас, когда вокруг полно изящной и удобной обуви, Дегтярев предпочитает покупать то, что невоздержанная на язык Зайка зовет «говнодавами»? Или он донашивает старые запасы?