Донья Хуана в мужском костюме — зеленых штанах и камзоле, Кинтана.
Кинтана
Вот Сеговийский мост пред нами,А там, за ним, уже Мадрид. Пора забыть ВальядолидС его зелеными садами,И Эсполон*, и улиц вязь,Галеры на Эсгеве* синей,Что прочь несет в своей стремнинеВсю накипь города и грязь.Ее заботливые водыБессонно чистоту блюдут:Так инквизиционный судОт примесей блюдет породу.Приведены сюда бедой,Глядим сейчас на мост огромный,Вознесшийся на этой скромнойСкорей речушкой, не рекой.То
Мансанарес. Он струитсяПод арками моста внизу,Напоминая мне слезу,Что, одинокая, сочитсяИз многих неподвижных глаз…Но я хотел бы знать причину,Донья Хуана, что в мужчинуВнезапно превратила вас.
Донья Хуана
Кинтана, друг, имей терпенье!
Кинтана
Пять суток, проглотил язык,Скитаюсь с вами я, старик.В тот понедельник — помню день я —Вы, доверяя мне во всем,За вами следовать велели,Не объяснив причин и цели.Осиротел ваш отчий дом:Вы были в нем зеницей окаИ вдруг исчезли без следа.За вами — для чего? куда?Бреду и я, а вы жестокоНи слова мне. Я обещалНе задавать вопросов тщетныхИ тайн не вырывать заветных.Пять суток я как пень молчалИ шел за вами, как лунатик,Предполагал, считал, гадалИ пальцем в небо попадал,Как настоящий математик.Так отомкните же уста,Недоумение рассейте,Мои седины пожалейте!Ведь, надо думать, неспростаС собою взяли вы Кинтану:Боялись вы опасных встречИ знали: вашу жизнь беречь,Как неусыпный страж, я стану.Сеньора! Хочет вам помочьВаш преданный телохранитель,Чтоб опечаленный родительУвидел невредимой дочь.Прошу: имейте состраданьеК тому, чьи думы лишь о вас.
Донья Хуана
Тебя взволнует мой рассказ.Так слушай же.
Кинтана
Я весь вниманье.
Донья Хуана
Месяц минул и второйС той поры, как в пестрый шелкБыл одет апрелем юнымВ праздник Пасхи голый дол.Как всегда, вальядолидцыВышли погулять на мост(Мужем и женой АнсуресНекогда он возведен) *.Я гуляла беззаботноВместе с шумною толпой;Там я душу потеряла,Там рассталась я с душой.Мимо церкви ВиторийскойШла — и беззащитный взорВдруг Адониса приметил…Не одну Венеру — стоОн пленил бы, в сотнеМарсов Ревность бы к себе зажег…О его глаза споткнуласьЯ, как будто о порог,И навеки завладелаСердцем грозная Любовь,Повелительница смертных.Сразу же заметил он,Как дрожу я, как шатаюсь,И, склонившись предо мной,Сдернувши с руки перчатку,Этой мраморной рукойПоддержал меня и молвил:«О мой ангел неземной!Вам ли следовать примеруДуха, сеющего зло?»Он унес мою перчатку,С нею душу он унес…Раньше знала я: в апрелеДолго ночь не настает,Но как миг мелькнул тот вечер:У любви особый счет.Красотою совершеннойПриковал он робкий взор,И его очарованье,Словно яд, струилосьВ кровь. Солнце, завистью объято,Траурной оделось мглой,Чтоб не слышать, как прощалсяЭтой ночью он со мной,У моей кареты стоя.Было все в речах его:И сомненье, и томленье,Стон печали, страсти зовРвущийся из сердца в сердцеСлов стремительный поток.Скифией ушла из домуТроей я пришла домой*.Вспомни молодость, Кинтана,Вспомни все — и ты поймешь.Глаз в ту ночь я не сомкнула —Мнилось мне, на небосводникогда не выйдет солнцеВ ореоле золотом.С синевою под глазамиВстала я; молчал наш дом,Погруженный в сон глубокий;Дверь открыла на балкон,Обмерла и задрожала:Ждал внизу, недвижный, он.На меня с тех пор осаду,Как на крепость, он повел:Ночью музыка звучала,Письма приходили днем.Письма, музыка, подарки…Но расплаты час пришел:Двух лишь месяцев достало _Пала крепость, враг пленен,Сломлено сопротивленье,Выигран неравный бойДон Мартином де Гусманом.(Это он, Кинтана, он,Ты его, конечно, знаешь.)Сколько было страстных слов,Сколько было нежных жалоб!Клятвы расточал, как мот,Исполнял он их, как скряга.Пролетели дни стрелой,Все узнал отец Мартина,И тогда-то грянул гром;И гроза разбушеваласьНад моею головой.Знаменит мой род старинный,Но, к несчастью, разорен,А старик на целом светеТолько золото и чтит.В одряхлевшем сердце алчность,Как змея, свилась в клубок.Не хотел он, чтоб женилсяСын его, Мартин, на той,Что семидесяти тысячЗа собой не принесет.В это время от дон ПедроПолучает он письмо:Тот, старинной дружбой движим,Прочит за Мартина дочь.«Да» — сказать старик боится,«Нет» — сказать ему невмочь:Вдруг, измену обнаружив,В суд подам я на того,Кто нарушил слово чести;Грех Мартина, свой позорЗахочу предать огласке!Как тут поступить? И вотДон Андрес изобретаетХитроумнейшую ложь,Чтобы сбить меня со следа:Сына шлет в Мадрид тайком;Нет отныне дон Мартина,Есть дон Хиль де Альборнос.А отцу Инес, дон Педро,Пишет старый лис письмо,Что связал себя с ХуанойДе Солис его сынок —Незавидною невестой,Без дублона за душой.Но уж если так безуменЛегкомысленный щенок,Вместо сына посылаетОн дон Хиля. Этот донРодовит, богат, приятен,Молод и хорош собой.Жадностью к деньгам научен,Дон Андрес расчислил все.Сын покорно согласился…Не простясь, уехал он,И сейчас же в это сердцеПодозрение впилось,Многоглазое, как Аргус,И, как рысь перед прыжком,Чуткое. Тогда на помощьЗолото ко мне ПришлоЗолото и два алмаза.И открылись предо мнойЧеловеческая низость,Беззастенчивое зло…Слишком поздно поняла яХрупкость клятв и лживость слов!В силу, дерзость и отвагуОбратились с этих порСлабость женская и робость:Не боюсь я ничего,Ибо тот силен безмерно,Кто бедой к стене приперт.Я, твоей опеке вверяясьИ надев наряд мужской,Смело в плаванье пустилась.Верю твердо: утлый челнТихой гавани достигнетЗнаю, что Мартин живетВот уже два дня в Мадриде.О Кинтана! Строгий счетСердце, отдыха не зная,Всем шагам его ведет!Чтоб Инес пленить, изменникНа себя наводит лоск;Чтоб дон Педро одурачить,Сеть из небылиц плетет.Пусть! Препятствием я встануНа его пути кривом:Я капкан поставлю зверю,Птицу заманю в силок,Обведу его вкруг пальцевИ верну на путь прямой.Вылечит его безумьеХитростей моих настой.Он меня узнать не сможетВ этом облике мужском,Но, боюсь, обман раскроет,Если будешь ты со мной.Поезжай пока в Вальекас,Там найди себе жилье, —Это близко от Мадрида.Ты получишь письмецоС кем-нибудь из хлебопековИль разносчиков.
Ну и трактирщик! Как завел —«Плати вперед!» На мост приди ты —Уж мы с тобою были б квиты…
Донья Хуана
Эй, ты! А ну…
Караманчель
Я вам не вол,И, значит, нукать не пристало.А если вол — пора пришлаРаспрячь да покормить вола,И напоить бы не мешало!
Донья Хуана
Что ж, напою — и не водой.Согласен?
Караманчель
Ох, сеньор, еще бы!Готов служить вам хоть до гроба.
Донья Хуана
Скажи: а кто хозяин твой?
Караманчель
Хозяин! Господи! Когда быХозяева лились дождемИли, не двигаясь, рядком,Сидели, квакая, как жабы,Валялись тут, на мостовой,Шли косяками, как сардины,Мне не достался б ни единый —Уж, видно, жребий мой такой.
Донья Хуана
Но у кого служил ты?
Караманчель
СлучайМне всучивал товар дрянной.Клянусь, в сравнении со мнойИ Ласарильо был везучий*Я в слуги к лекарю пошел:Он весь в атласе, фу-ты, ну-ты,Ножищи замшею обуты:И вроде чист, а дух тяжел.По всем углам валялись книжки,Но уж умишком — что твой дуб;Как немец, жирен, вислогубИ бородой зарос. ДелишкиТакие он творил в тиши,Что, сна лишившись от тревоги,Я через три недели ногиЕдва унес. А хорошиВедь были заработки!
Донья Хуана
Что жеТворил он?
Караманчель
Скажет афоризм,К нему прибавит силлогизм*,Рецепт напишет подороже —И дело в шляпе. Так, ей-ей,Он всех лечил. Для врачеваньяНужны глубокие познанья,А где найдешь людей темней,Чем медики? Но мы на веруИм нашу жизнь вручаем. ВсеОни как белки в колесе —Им не до книг. Вот мой, к примеру.Он утром очи продерет,Сожрет несвежую свинину,Как следует христианину,И аква витисом запьет*,Животворительной водицей, —И по визитам. Я — за ним,Бежим по улицам кривым,Аж пыль клубится над столицей.В одиннадцать бредем домой.Поверь мне, добрый мой читатель;Да будь из бронзы врачеватель,Он фистулами и мочойИ кое-чем еще похужеУж до того, несчастный, сыт.Что Гиппократ ему претит,И вообще на черта нужен.Он мяса тухлого кусокПроглотит и запьет винишком,Потом придет черед картишкам —За пулькой посидит часок…Но три пробьет — и все сначала:Несется медик во всю прыть,И я, как за иголкой нить,За ним несусь. Домой, бывало,Вернемся к ночи. В кабинетХозяин поспешает (малостьВ нем совести еще осталось),И вот ползут на божий светВсе Расисы и Авиценны*.Но чуть раскроет фолиант,Как оглушительный дискантК нему доносится сквозь стены:«Куда пропала Леонор?Инес! Да что это такое?Простынет у меня жаркое!Зови отца. Сеньор! Сеньор!» —«Я занят, — отвечает вескоСупруг. — Графинин сын как труп:Холера это? Или круп?Ее подруга, генуэзка,Вторые сутки вся горит.Пустил бы кровь, да страшновато:Она, голубушка, брюхата.Вот посмотрю, что говоритГален»*. Но входит тут супруга:«Ты все науки превзошел,А твой Гален — прямой осел.Не миновать тебе недугаОт непосильного труда.Не нарушай, мой друг, порядка.А если лишних два десяткаПомрет — не велика беда».Внимает эскулап в молчанье,То покривится, то вздохнет,Потом из-за стола встает:В утробе у него бурчанье,И требует она едыЗемной, мясной да пожирнее.На полку ставит он скорееДуховной мудрости плодыИ с радостью за стол садится,Уписывает все подряд:Сперва, как водится, салат —Над ним он истово трудится;Другие блюда чередойОтведав, трапезу венчаетМаслинами и день кончает —Отходит с миром на покой,Не прочитав и полстраницы.А там и утро настает,И снова, утирая пот,Бежит по улицам столицы.Он к пациенту на кроватьПрисядет, потирая ручки,Острот заезженных три штучкиОтпустит и начнет писатьРецепт, который знали предки.Меж тем ученых слов рекаС его струится языка:Он в этом мастер был — и редкий:«Сеньора! Ясен ваш недуг:Ипохондрические газы —Причина главная заразы.Они, свершив по жилам круг,Избрали вашу плевру ложем.Теперь, чтоб слизи дать оттокИ обезвредить млечный сок(Природе этим мы поможем),Мою микстуру трижды в деньВы принимайте по глоточкам, —Она весьма полезна почкам.Еще я выписал ревеньДля удаленья экскрементов».И, опустив в карман дублон,Уходит мудрый Соломон,Осыпан градом комплиментов.Вы думаете, я шучу?Да нет, какие уж тут шутки!Четверке страждущих желудкиВ один и тот же день врачуПришлось прочистить. Он хватаетИ из нее — к чему мне врать? —Четыре прописи катает;Поститься каждому велитИ, не подумав, без разборуСует рецепт, кому который:«Вас это мигом исцелит».А что, быть может, он беднягуУгробил — знать, таков удел.Я поглядел да покряхтелИ дал, перекрестившись, тягу.
