Дон Хуан
Шрифт:
Ты потеряешь все.
Раскаяние и искупление.
— Анимаграмма, доктор! — пронзительно закричала Изабелла. — Показания зашкаливают! Его душа вышла на рабочий режим!
Вычислительные мощности недостаточны. Отправлен запрос администратору сети. Обработка запроса.
Я пожертвовал собой, чтобы спасти ее, а она пошла на верную смерть ради меня. Взаимная
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя.»
— Настройка на прием… — ошеломленно пробормотал доктор Химмель. Он больше не выглядел задумчивым. — Дьявол! Снимите его, быстро! Да не боевыми, идиоты! Седативные, живо!
Запрос одобрен. Передача оптимизированных данных.
«Бояться нечего, мистер Ленарт».
Я начал двигаться. Тело поначалу слушалось плохо, но мозг, получив доступ ко всему необходимому инструментарию, быстро перестраивался, покрикивая и подгоняя неповоротливые мускулы, кости и нервы.
— Огонь! — низким голосом, смешно растягивая слова, закричал доктор Химмель.
Мой дебютный заряд отправился на вершину колокольни, адресованная человеку, выпустившему первую пулю в этой перестрелке. Пулю, без которой вполне можно было бы обойтись. Нужно было обойтись. Он опрокинул его, пробивая голову и припечатывая к колоколу позади. Послышался печальный гулкий звук.
Двенадцать лучше, чем шесть.
— Снимите его!
Я продолжил движение, теперь уже в полностью автоматическом режиме, не обращая внимания
на стелющиеся по воздуху дымные дорожки из частичек пороха летящих мимо зарядов
на медленно проворачивающиеся барабаны моих револьверов, отправляющие в последнее задание патроны-камикадзе 44 калибра
на ослепительные огненные хлысты, сминающие в кашу озлобленные и испуганные лица, понимающие, что происходит что-то не то, и они опаздывают или даже уже опоздали
на прекрасную Изабеллу, с закатившимися глазами оседающую на руки орущему что-то доктору
на неподвижные черные изваяния, застывшие по краям площади и не сделавшие не единого движения за последние несколько минут
Что же им нужно на самом деле?
Ответа не было, но я и не искал его. Мои мысли занимало другое.
Алика ЛаБо и Алиса Дрейк. Такие непохожие, рожденные и подготовленные для разных путей-тропинок в заросшей бурьяном пустоши жизни. Наркоманка и проститутка, убившая собственного ребенка — и специальный агент Корпуса Спокойствия, до последнего вздоха спасавшая чужих детей. Мне бы и в голову не пришло их сравнивать, если бы…
Если бы они обе не отдали свои жизни ради кого-то. Кого-то чужого, с кем они ничем не были связаны, кроме разве что легкой внешней симпатии и сильного внутреннего желания помочь и сохранить. Иными словами, они выполняли профессиональные обязанности бога. Похоже, этот парень совсем обленился, раз нуждается в подмене даже в таких пустяковых делах.
У меня кончились патроны, я бросил револьверы в кобуры — оба попали в цель — и мягким движением поднял с земли чье-то оружие. Шестизарядный складной дробовик Берджесса — очень редкая, но чертовски красивая штука. Вполне подойдет сейчас.
Алика сказала: «Правда в том, что у нас и не могло ничего получиться». Она знала, что обречена, и все равно помогла мне.
первый заряд ушел между двумя из оставшихся трех боевиков, зацепив всего одного, но я передернул пистолетную рукоять и завершил дело
Так же поступила и Алиса на той пошедшей вразнос атомной станции. Не могла не понимать опасности. Но не могла и не войти в реакторную комнату и опустить графитовые стержни практически вручную.
второй патрон 12 калибра отработал так, как и было задумано — перебил шею последнему из «великолепной семерки», бросил его назад, оставив голову болтаться на похожих на мочалку остатках позвоночника и кожи
И даже после всего этого Алика все равно не получила шанса выбраться. Вместо этого она получила медную оболочечную пулю прямо в сердце.
«Слишком глубоко мы завязли в этом дерьме».
стрельба закончилась, потому что все стрелки выбыли из игры, но игра все еще продолжалась — на доске оставались фигуры
Я повернулся к доктору, продолжавшему сжимать в руках бесчувственную Изабеллу.
— Я не виноват… — пролепетал он. — Против тебя лично я ничего не имею. Но я… я профессионал, я должен был… несмотря ни на что…
— Да, — сказал я. Одно и то же. Всегда одно и то же.
— Ты должен понять, это же и в самом деле могло стать революцией в науке… человек, имеющий возможность напрямую обращаться к…
— Заткнись.
— Не убивайте меня, пожалуйста, мистер Ленарт… Алекс…
— Заткнись!
Он замолчал, как отрезало. Я отложил бесполезный дробовик.
В чем заключается правда? Каким образом найти гарантированно справедливый выход? Вот это вопрос. Мутный, словно речная вода поздним летом. Правда — самое запутанное понятие на земле. Хуже него в этом смысле, наверное, только бог. Впрочем, в нынешнем свихнувшемся мире каждый психопат мнит себя как минимум Всевышним, и не мое дело разубеждать его в этом вопросе.