Дон Карлос. Том 2
Шрифт:
Действительно, через три-четыре дня после первой неожиданной атаки разнесся слух, что в предместье города уже упало несколько неприятельских снарядов. Отчаяние и страх сменили беспокойное ожидание опасности. Вскоре в крепости от снарядов, попавших в склады, вспыхнул пожар. Большинство мужчин находились на городских валах или в казармах, и пожар принялись тушить женщины.
Пушки, не умолкая, грохотали с обеих сторон.
Осаждающие близко подступили к городу. Никто не осмеливался отправиться из города к крепостным стенам, как никто и оттуда не ходил больше в город. Между тем ничего не было слышно о приближении каких-нибудь
Однажды, с наступлением вечера, один отряд неприятельских войск двинулся с фашинами и штурмовыми лестницами к западной стене города, между тем как главные силы под прикрытием непрерывно паливших пушек отправились к востоку. Но осажденные встретили их таким убийственным огнем, что после нескольких отчаянных попыток прорваться карлисты вынуждены были отступить назад.
Впрочем, на этот раз их снаряды причинили большой ущерб, в нескольких местах начались пожары, которые отважно тушили женщины, а если не успевали тушить, то, по крайней мере, удерживали разрушительное действие огня. Когда карлисты отступили от городских стен, мужчины, измученные и уставшие, все же успели потушить огонь.
После горячего сражения в городе наступила мертвая тишина. Опасность миновала, но надолго ли?
Часть осажденных отправилась на отдых, другая — осталась в карауле.
Разбитые ядрами обгорелые дома приводили жителей в уныние! «Если осадное положение продлится долго, — толковали они между собой, — и если правительственные войска не явятся к нам на помощь, скоро весь город превратится в развалины. Сможем ли мы тогда устоять против неприятеля, силы которого увеличиваются с каждым днем?».
Сеньора Камара была в постоянном страхе и волнении, никакие увещевания мужа на нее не действовали.
Инес была совсем подавлена своим горем, хотя перед теткой она старалась скрывать его, чтобы еще больше не огорчать бедную старушку. Но Амаранту она не могла обмануть, та прекрасно видела, как страдает ее подруга! Да и могло ли быть иначе? Ей на долю выпало двойное горе: обвинение отца в страшном, ужасном деле и его исчезновение.
Что могло успокоить, облегчить ее страдания? Только известие о пропавшем! Но как было ожидать его в Пуисерде, в этом местечке, отрезанном войсками карлистов от остального мира! Беспокойство ее росло с каждым днем, и неизвестность мучила ее все больше и больше! Она бы с радостью уехала в Мадрид, чтобы попытаться отыскать отца, узнать что-нибудь о нем, а может быть, и увидеть его, если не живым, то хоть мертвым; поклониться его праху, помолиться за его душу! Но и это было невозможно, у нее, как и у всех других жителей Пуисерды, не было возможности выбраться из осажденного города!
После непродолжительного перерыва карлисты снова начали обстреливать город.
Очевидно, они решили взять его во что бы то ни стало и были уверены, что сопротивление не может продолжаться долго. Дон Карлос не ошибся, поручив Изидору Тристани руководить осадой! Можно было не сомневаться — он не отступит, не
Изидор снова послал в крепость парламентеров, угрожая превратить город в развалины, если крепость не сдадут добровольно. В случае же капитуляции он обещал пощадить пленных, но осажденные, зная, что этим обещаниям верить нельзя, что их всех от малого до старого ждет смерть, наотрез отказались от сдачи, заявив парламентерам, что они лучше умрут под развалинами Пуисерды, чем сдадутся в руки разбойникам, навлекшим на себя проклятие всей Испании!
Такого ответа Тристани не ожидал и пришел в страшную ярость.
— Ну так мы дадим им себя знать, за этот ответ они жестоко поплатятся! — воскликнул Изидор. — Клянусь вам, — прибавил он, обращаясь к своим подчиненным, — не оставить камня на камне в городе, как только он будет в наших руках. Не оставить в живых ни одного человека из осажденных! Нынешней же ночью обложим их со всех сторон и откроем огонь!
Солдатам же по взятии Пуисерды он обещал в течение двух дней предоставить полную свободу грабить город, прибавив, что они будут вполне удовлетворены, так как там много богатств.
Тристани лгал, говоря о богатствах Пуисерды, но, хорошо зная своих солдат, он верно рассчитал, что надежда на богатую добычу удвоит их мужество и энергию.
С наступлением вечера началась страшная пальба, пули и ядра со свистом понеслись к стенам несчастного города! Земля и небо дрожали всю ночь от непрерывного огня.
На следующий день этот адский грохот несколько утих, а к вечеру опять засвистели снаряды, опять застонала земля от взрывов; осаждающие увидели, что в городе запылало вдруг несколько домов. Пламя быстро распространялось, и Тристани, рассчитывая, что пожар должен вызвать смятение в городе, распорядился, чтобы один из отрядов для вида бросился на приступ крепости с одной стороны, а сам с главными силами устремился к валам с другой стороны.
С помощью фашин и штурмовых лестниц большая часть карлистов успела влезть на стены, но защитники бросились в атаку. Завязалось ожесточенное сражение, на помощь гарнизону кинулись жители города, так что на валах возле пушек осталось совсем немного людей. Тогда к орудиям бросились пуисердские женщины и девушки, они помогали мужчинам заряжать пушки, таскали снаряды и не теряли отваги, хотя ядра проносились порой прямо над ними. Дикие крики неприятелей, доносившиеся до них, не лишали их мужества, напротив, придавали им энергию отчаяния.
Сражение становилось все ожесточеннее, ядра градом сыпались на город, неся смерть и разрушения. Осажденные сознавали, что эта ночь все решит, что они должны сражаться или умереть, что спасти их может только победа над неприятелем. И они дрались с отчаянием, с ожесточением!
Как в сражении перед городскими стенами, так и на валах счастье улыбалось попеременно то карлистам, то осажденным. В некоторых местах осажденным удавалось отбросить нападавших, в других местах теснили их.
Но силы неприятеля были неизмеримо больше, и только ожесточение и отчаяние защитников крепости поддерживало их в этой неравной борьбе и даже иногда склоняло чашу весов на их сторону.