Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта
Шрифт:
К примеру, 16 августа 1917 г. директор Харьковского паровозостроительного завода (ХПЗ), одного из крупнейших в городе, предъявил рабочим телеграмму от владельцев предприятия: «Согласно постановления от сего числа завод считается с воскресенья утра 13–го числа сего месяца закрытым. Можете приступить к расчету всех рабочих». Рабочие постановили «расчета не брать и инструментов не сдавать». По предложению Артема 30 августа Харьковский ревком, созданный на многопартийной основе против корниловского мятежа, постановил: «С завтрашнего дня 31 августа Паровозостроительному заводу начать работать». Директор завода Я. Кац потребовал от губернского комиссара помочь утихомирить работающих и принудить их покинуть завод [483] . Но кто в те дни уже праздновал комиссара Временного правительства? «Бастующих» пролетариев поддержали служащие заводоуправления, после чего предприятие фактически полностью перешло в руки рабочих. Эта история — одна из самых типичных для конца 1917 года. Поэтому оценивая действия политиков того периода,
483
Харьков в Великой Октябрьской социалистической революции, стр. 117–125.
3 октября 1917 г. на конференции промышленников в Харькове директор Юзовского металлургического завода Адам Свицын заявил, что его предприятие ежедневно теряет сотни тысяч рублей и заявил о намерении закрыть завод — как минимум до тех пор, пока рабочие не согласятся пересмотреть условия оплаты труда [484] .
18 ноября владельцы завода «Гельферих — Саде» (харьковцам он еще памятен под названием «Серп и молот») объявили о банкротстве и закрытии предприятия. Через день вооруженные рабочие заняли правление завода на ул. Московская, 27, заявив о том, что берут контроль над деятельностью компании. Руководству области ничего не оставалось, как объявить о национализации предприятия, что вызвало протест его владельцев [485] .
484
Friedgut, т. 2, стр. 295.
485
Харьков в Великой Октябрьской социалистической революции, стр. 197–198.
Картина И. Дайца «Национализация фабрики»
Примерно в те же дни владельцы харьковского завода «Герлях и Пульст» заявили о закрытии предприятия. Рабочие постановили продолжать работу. После препирательств с правлением харьковские власти объявили о реквизиции завода и передаче «ведения работ заводскому комитету и комиссару завода» [486] .
Таким образом, хотели бы того большевики или нет, но процесс стихийной «национализации» предприятий шел по всей России и к моменту провозглашения Донецкой республики значительная часть крупных и средних предприятий региона уже была в ведении всевозможных комитетов, Советов, фабзавкомов и т. д. Поэтому Артему и К° ничего не оставалось, как возглавить это стихийное движение. Иначе анархия только усиливалась бы.
486
Там же, стр. 199.
На некоторых предприятиях, объявивших о своем закрытии, рабочие пытались устроить самосуд. К примеру, фон Дитмар жаловался военному министру Временного правительства: «Часть рабочих завода ВЭК арестовала 18 сентября всех лиц высшей администрации… Она содержалась под арестом около 36 часов, причем обнаружилось, что ни прокуратурой, ни администрацией не было оказано никакой помощи арестованным, несмотря на их неоднократные обращения к ним. Ввиду полной безнаказанности преступных элементов, поведение рабочих завода Всеобщей компании нашло себе подражание и на заводе «Герлях и Пульст», где администрация также была подвергнута аресту в течение 20 часов» [487] . Далее была арестована дирекция ХПЗ. После того как директоров освобождали (зачастую при активном содействии Артема), те, как правило, уезжали за пределы региона, дабы не искушать судьбу.
487
Там же, стр. 127–128.
На областном съезде, учредившем ДКР, Скрыпник жаловался, что в Донбассе предприниматели и техперсонал «в отдельных случаях совершенно оставляли рудники на произвол судьбы», в результате чего «волей — неволей рабочие иногда принуждены брать предприятия в свои руки». Над бежавшими промышленниками затем даже пытались устраивать показательные суды, но, как правило, бизнесмены не дожидались трибуналов над собой. В итоге в харьковской прессе часто появлялись объявления о необходимости явки в суд «неразысканных директоров заводов» [488] .
488
Стенограмма IV Съезда Советов Донецкого и Криворожского районов; Донецкий пролетарий, 17 февраля 1918 г.
Объявление о вызове в трибунал директоров завода ВЭК в Харькове
По заявлению меньшевиков на IV областном съезде,
489
Наш Юг, 31 января 1918 г.; Стенограмма IV Съезда Советов Донецкого и Криворожского районов.
Меньшевики, в принципе не возражая против национализации, тем не менее считали, что к началу 1918 года эти меры запоздали и уже не могут служить панацеей для спасения хозяйства. Цукублин с трибуны съезда заявил: «Для национализации потребовалось бы 4 месяца тому назад 600 млн рублей, а теперь более миллиарда… Но теперь это невозможно — предприниматели бегут» [490] . Конечно, представитель Временного Донецкого комитета, говоря это, имел в виду цивилизованную смену собственника путем выкупа предприятий. Стихийное же присвоение имущества помещиков и бизнесменов, которое тогда практиковалось по всей России, первоначально не входило и в планы большевиков.
490
Стенограмма IV Съезда Советов Донецкого и Криворожского районов.
24 февраля Оболенский, выступая в Харькове на экономической конференции, организованной Бажановым, говорил о национализации предприятий именно как о панацее для всей экономики России. Но также призывал бороться со стихией в этом направлении, объясняя рабочим, что национализация не означает анархии: «Национализация есть переход предприятия в руки всего государства, а не рабочих. Потому что собственность для рабочего класса есть большая опасность. Рабочие будут делать то же самое, что и капиталисты. Что даст нам такая национализация?» Бажанов на этой же конференции заявил, что «национализация промышленности Донецкого бассейна — единственная гарантия его дальнейшего развития» [491] .
491
Донецкий пролетарий, 2 марта 1918 г.; Ревегук, стр. 84.
Следует подчеркнуть, что к моменту создания ДКР значительная часть крупных предприятий Юга уже была объявлена собственностью Российского государства. К январю 1918 г. из 15 крупнейших металлургических заводов Юга были национализированы 9, которые производили 80 % всего чугуна и стали. После провозглашения Донецкой республики национализация приобрела более системный и планомерный характер, хотя чаще всего решения ЮОСНХ по этому поводу выносились по мере поступления соответствующих решений трудовых коллективов тех предприятий, на которых собственники либо полностью прекратили выплаты зарплаты, либо приняли решение о закрытии завода, либо же попросту исчезли. В конце февраля ЮОСНХ принял решение национализировать завод «Штальберг и К°» в Харькове, 7 марта — Русско — французское акционерное общество на станции Основа, 5 апреля — Кальмиусо — Обеточные копи в Донбассе [492] .
492
Ревегук, стр. 102–103.
До 2 марта хозяйственным органом ДКР было национализировано 97 шахт и рудников Донбасса, дававших 42 % годовой добычи бассейна, а к 29 марта число национализированных шахт достигало уже 230. Надо учесть, что в бассейне в это время было всего около 1200 шахт, включая мелкие частные рудники. Советские историки утверждали, кроме того, что на 65 % шахт Донбасса к 1 марта было введено рабочее управление. Однако надо к этим данным относиться осторожно, так как, по свидетельству самого Оболенского, очень часто этот «рабочий контроль» сводился к элементарному захвату мелких крестьянских рудников шахтерами, которые выгоняли владельцев и техперсонал взашей. По подсчетам главы ВСНХ, примерно треть рудников Донбасса была захвачена именно подобным способом [493] .
493
Кихтев, стр. 243; Ревегук, стр. 103; Friedgut, т. 2, стр. 343.