Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта

Корнилов Владимир Владимирович

А вот против появления в школах прообраза будущих политинформаций нарком не возражал. 22 февраля 1918 г. культурно — образовательная комиссия Екатеринославского совета постановила: «Ввести в последних классах мужских и женских средних учебных заведений политические собеседования по 1 часу в неделю» [596] . Правда, сомнительно, что данное начинание удалось выполнять с подобной регулярностью — вряд ли учителя гимназий были настолько «политически подкованы», чтобы по часу объяснять учащимся преимущества социализма над царизмом, а у большевиков вряд ли хватало ресурсов для того, чтобы раз в неделю охватывать своими лекторами все школы Екатеринослава.

596

Ревегук, стр. 125.

Очень толерантно власти ДКР относились к языку обучения в школах. Современный украинский историк Олег Поплавский довольно категорично утверждает: «Острые споры велись на протяжении непродолжительного

периода существования Донецко-Криворожской республики вокруг использования украинского языка в государственном строительстве». Правда, историк не уточняет источников для столь смелого утверждения. Все, что он приводит в подтверждение своих слов о «негативном отношении большевистской верхушки республики к развитию украинского языка», являются слова В. Затонского (который, кстати, принадлежал к «верхушке» Цикуки, а вовсе не ДКР): «В Украинской республике, которая действительно стала народной, все национальности имеют одинаковые права. Государственный язык уничтожается. Каждый имеет право пользоваться тем языком, который он считает лучшим» [597] . Но дело в том, что в этой тираде, которая, по мнению Поплавского, должна служить подтверждением его тезиса о негативном отношении к украинскому языку в ДКР, содержится, скорее, противоположная мысль. Ведь государственным языком в России был русский! Соответственно, Затонский говорил об уничтожении государственности русского языка, а не украинского.

597

Поплавський, Дисертація, стр. 133–134.

На самом деле, все документы показывают, что никакой особой дискуссии в «верхушке» ДКР по поводу украинского языка не было. Ведь не считать же «дискуссией» на языковую тему слова Магидова о том, что большевикам надо «читать газеты и… говорить не латинским языком, а русским о назревании забастовки на заводе» [598] . Против насильственной украинизации школ еще в ноябре 1917 г. высказался Артем, который на пленуме обкома Донецко-Криворожского бассейна указал на призывы (даже не действия!) сторонников Центральной Рады: «В целом ряде случаев в Екатеринославской губернии хотят насильственно украинизировать школу, несмотря на протесты родителей». При этом он разъяснил, что вовсе не против открытия украинских или каких бы то ни было иных школ: «Мы за то, чтобы всякой группе, желающей учить детей на определенном языке, была дана школа. Но мы против царской политики отнятия школ». И этот подход, кстати, не вызывал особых дискуссий не только среди «большевистской верхушки», но и среди иных политических партий региона [599] .

598

Большевистские организации Украины, стр. 390.

599

Артем на Украине, стр. 177.

Наоборот, в Донецкой республике разрешили открывать школы на любом языке. И никаких протестов Жакова или его ведомства против открытия в селах Харьковской губернии украинских школ зафиксировано не было. Другое дело, что быстрая украинизация земских школ, как отмечала местная пресса, «оказалась делом не легким, главным образом потому, что на рынке не оказалось учебных руководств на украинском языке, которые вполне удовлетворили бы учащихся». Ну, так их не было на тот момент и в природе, этих «учебных руководств» [600] .

600

Возрождение, 15 марта 1918 г.

И тем не менее, украинские школы или классы в Донецкой республике открывались по первому требованию родителей и уездных земств. В конце февраля 1918 г. только в Богодуховском уезде преподавание на украинском языке велось в 25 школах, а в Харькове впервые была открыта гимназия с украинским языком обучения [601] . Единственный принцип, который исповедовало руководство ДКР в отношении выбора языка школ и учебных заведений, — это отсутствие насилия над учениками и их родителями, вольных выбирать между различными языками. И какие бы то ни было дискуссии по этому поводу в исторических источниках не обнаружены. Скорее всего, Поплавский решил вставить сей пассаж, исходя из тех штампов, которые последние годы активно насаждаются в украинской исторической и политической литературе: большевики (они же «москали») обязательно должны были не любить украинский язык и бороться против него. Факты же свидетельствуют о том, что в языковом вопросе большевики образца 1917–1919 гг. проявляли куда больше толерантности, чем УНР или Деникин. Что не помешало им в 1920–е начать дикую украинизацию.

601

Ревегук, стр. 126.

Несмотря на короткий срок работы наркомпроса ДКР, тот развернул довольно широкую деятельность по ликвидации неграмотности среди взрослого населения — как отмечалось выше, в крупных городах региона до 1914 г. ситуация была не столь катастрофична, как в селе. Однако в ходе Первой мировой войны и революций на шахтах и заводах появилось немало новых выходцев

из деревни, из — за чего процент грамотности снизился и в городах.

Руководство Донецкой республики считало для себя делом чести организацию курсов и школ для рабочих и крестьян. Жаков определял задачи наркомата так: «Взяться немедленно же за борьбу с безграмотностью и невежеством взрослого населения… Надо организовать интеллигентную молодежь для такой подготовки, а пока открывать бесплатные вечерние школы и курсы». К концу февраля только в Харькове было открыто больше 20 учебных заведений, в которых грамоте обучалось около 2 тыс. граждан старше 18 лет. По инициативе властей республики даже был создан Союз учащихся средних учебных заведений для взрослых. 28 февраля в Харькове открылись двухмесячные курсы по организации обучения взрослого населения, на которых обучались 87 человек. В Краматорске, Луганске, Юзовке, Дружковке, Ахтырке и других городах бассейна открылись народные университеты и рабочие клубы [602] .

602

Донецкий пролетарий, 9 марта и 23 февраля 1918 г.; Ревегук, стр. 127–128.

В своей инструкции учителям Жаков признавал: «В области дошкольного воспитания и помощи детям, принимая во внимание отсутствие средств и подготовленного персонала, сейчас вряд ли придется говорить о правильной постановке яслей, приютов, мастерских, школ, детских клубов, площадок и садов в широком масштабе, а между тем безработица и голод требуют именно широкого масштаба». В этой связи он рекомендовал «обратить внимание на широкое развитие детских летних колоний, хотя бы для самых несчастных детей, реквизируя для этой цели дачи, особняки, занимая расположенные в хорошей местности казармы» [603] .

603

Донецкий пролетарий, 9 марта 1918 г.

Вместе с тем, в отдельных районах республики нашли возможность открывать и новые детские сады. Так, в Харькове был открыт первый пролетарский детсад. В Мариуполе местный совет выделил на это 12375 рублей, благодаря чему было открыто 4 садика. В Берестово — Богодуховском подрайоне Донбасса был открыт детский клуб. По сути, закладывалась новая система дошкольного образования в крае [604] .

Даже современные критики Донецкой республики, оценивая ее деятельность в образовательно — культурной сфере, вынуждены признать: «За короткое время ее существования, невзирая на огромные трудности, была проведена значительная работа в этом направлении. В частности, ликвидирована старая и начато создание новой системы образования, открыт доступ населения региона к нетленным сокровищам духовности и культуры» [605] .

604

Поплавський, Дисертація, стр. 132; Ревегук, стр. 130.

605

Поплавський, Дисертація, стр. 134.

Что не должно было обсуждаться, так это отделение школы от церкви и запрет на преподавание Закона Божьего — этот вопрос был оговорен специальным декретом Всероссийского Совнаркома от 21 января 1918 г., а потому имел силу закона. Старая школа осуждалась за «использование религии в направлении порабощения духа ребенка». 26 февраля наркомат Жакова во исполнение Всероссийского декрета запретил преподавание религиозного вероучения в учебных заведениях всех видов и велел уволить всех его учителей. В противном случае нарком грозил лишить финансирования те школы, где данное решение не будет выполнено [606] .

606

Донецкий пролетарий, 21 февраля 1918 г.; Ревегук, стр. 124.

Однако, вопреки воле большевиков, этот вопрос как раз вызвал бурную дискуссию и в обществе, и в учительской среде. Если по поводу изъятия латыни из программ обучения никто в ДКР особенно не возмущался, то «антирелигиозное» распоряжение Жакова представители учеников и учителей Харькова в конце марта подвергли осуждению, приняв следующую резолюцию: «В согласии с родительскими комитетами собрание делегатов средних учебных заведений г. Харькова заявляет, что, ввиду высокого значения Закона Божия в системе среднего образования, возможность устранения его из школы совершенно исключается… Собрание находит совершение в стенах школы религиозных обрядов и богослужений, при отсутствии элементов принудительности, вполне уместным… В применении к данному моменту делегатское собрание полагает, что преподавание Закона Божия до конца текущего учебного года, во всяком случае, продолжится, и вознаграждение законоучителям будет выдаваться на прежних основаниях» [607] . Редкий случай непослушания распоряжениям наркомпроса ДКР со стороны учительских коллективов. Учитывая, что через полторы недели после этого решения в Харьков вступили немцы, вряд ли Жаков успел отреагировать каким бы то ни было образом на сей демарш.

607

Возрождение, 28 марта 1918 г.