Донецко-Криворожская республика. Расстрелянная мечта
Шрифт:
Об экипировке харьковских бандитов того времени можно судить по описанию банды некоего Терешко, которая устроила 14 марта налет на губернскую продовольственную управу в центре города — на Губернаторской улице (ныне ул. Дарвина). В налете принимали участие до 40 человек, «вооруженных буквально с ног до головы: у каждого было по 5 наганов и вольтов, карманы набиты патронами и, сверх того, каждый имел 5 ручных бомб». Недаром современные харьковские газеты, описывая бандитские налеты 1918 г., пишут, что в столице ДКР «бушевали страсти, рядом с которыми сюжет самого крутого вестерна покажется комедийным» [632] .
632
Возрождение, 16 марта 1918 г.; Зуб, Дикий Запад на востоке.
Несложно догадаться, что в таких условиях на наркомат юстиции, возглавлявшийся Виктором Филовым, и правоохранительные органы ДКР возлагались особые надежды. Сами харьковцы требовали более чем решительных и даже жестоких мер по отношению
Однако для соблюдения законности нужно было руководствоваться хоть какими — то законами. Нарком по судебным делам оказался моментально завален запросами с мест по поводу того, чьи законы действуют на территории Донецкой республики — тогда ведь их штамповали и Центральная Рада, и Питер, и ЦИК Украины. В одном из первых своих распоряжений Филов четко и однозначно определил: «В пределах Донецкой Республики Советов действуют общероссийские законы… Местные суды решают дела именем Российской Республики и руководствуются в своих решениях и приговорах законами свергнутого правительства лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Этот лаконичный ответ лишний раз подтверждает тот факт, что руководители ДКР не рассматривали Донецкую республику как отдельную государственную единицу, считая ее составной частью Российского государства. Ссылка же на «революционное правосознание» как ключевой элемент при вынесении судебных решений наверняка должна была повергнуть в шок опытных юристов. В этой связи Филов руководствовался декларацией о деятельности Совнаркома ДКР, которая объявляла: «Совет установит начала рабоче — крестьянского правопорядка во всех отношениях правосудия и управления, предоставив широкую инициативу в их отправлении самодеятельности самих трудящихся и эксплуатируемых масс народа» [633] .
633
Известия Юга, 24 февраля 1918 г.; Донецкий пролетарий, 19 февраля 1918 г.
«Самодеятельность трудящихся» в реформе судебной системы проявилась в повсеместном создании в России так называемых «революционных трибуналов», в состав которых делегировались особо доверенные и уважаемые лица от Советов, чаще всего совершенно не знакомые с устройством судебной системы. Был создан подобный трибунал и в Харькове — еще в январе местный совет принял «Положение о революционном трибунале». Первое заседание такого трибунала состоялось 21 января 1918 г. и председательствовал на нем И. Межлаук, родной брат В. Межлаука, который через несколько дней стал наркомом финансов Донецкой республики.
Родился 16(28) сентября 1896 г. в Ростове — на — Дону. Большевик с апреля 1917 г. Журналист, литератор.
Фигура Виктора Филова, как и его ростовского соратника Жакова, была бы малоизвестна, если бы не воспоминания о нем и его семье известной писательницы Веры Пановой, которая начинала свое творчество, работая подчиненной у Филова в газете «Трудовой Дон» (Ростов). Она, кстати, приходилась родственницей Филову и, по ее же признанию, запечатлела его образ в «Сентиментальном романе» — Филов выступил прототипом одного из персонажей, редактора Дробышева: «Дробышев и в редакции редко сидит — ходит, разговаривая, по кабинету или стоит у стола, опершись на стул коленом… Деловитый, с быстрым взглядом, с повелительной посадкой головы. И речь у него быстрая и повелительная».
Окончил 2 курса юридического факультета. К осени 1917 г. входил в руководство большевиков Ростова, безуспешно организовывал его оборону от Каледина. Вместе с Васильченко перебрался в Харьков, где редактировал «Донецкий пролетарий», активно публиковался. В 1918 г. — нарком юстиции ДКР. В связи с несогласием обсуждать вопрос о присоединении ДКР к Украине вступил в публичный конфликт с руководством, за что был исключен из партии.
По словам Пановой, Филов («Дробышев») был в немецком плену. В 1920–1930–е годы возглавлял газету «Трудовой Дон» (затем — «Молот»), был заведующим орготдела краевого комитета партии. М. Шолохов жаловался лично Сталину по поводу излишней жесткости Филова (Шолохов называл его «подхалимом краевого масштаба») относительно крестьян Вешенской во время голода 1933 г. В то же время Каганович вменял Филову в вину недостаточную жесткость по отношению к виновникам «кулацкого саботажа». В 1934 г. избирался делегатом XVII съезда ВКП(б) от Азово — Черноморской организации. Затем был понижен в должностях, переведен в Москву.
Арестован в августе 1937 г. Расстрелян 23 октября 1938 г. в Воронеже за троцкизм и «диверсионно — вредительскую деятельность». Реабилитирован в июле 1956 года.
Не надо путать трибуналы периода существования ДКР с теми судилищами и различными «революционными тройками», которые возникли по всей России в последующие годы Гражданской войны и пачками расстреливали людей без соблюдения хотя бы бутафорской судебной процедуры. Трибуналы, создававшиеся в Донкривбассе в начале 1918 г., скорее напоминали собой современные судебные реалити — шоу, в которых «народные заседатели», «народные прокуроры» и «народные адвокаты» под улюлюканье и аплодисменты солидной зрительской аудитории целыми днями заседали, рассматривая в первую очередь жалобы на «спекулянтов» и «мироедов». Публика толпами валила на эти шоу, пришлось вводить даже билеты — благо, они не продавались, а распространялись
634
Земля и Воля, 21 января 1918 г.; Возрождение, 19 марта 1918 г.
Анонс очередного шоу — заседания Революционного трибунала
Вот как происходило одно из первых публичных разбирательств трибунала — по делу купца Ивана Рындина, обвиненного в спекуляции. Вина купца состояла в том, что он распродавал по завышенным ценам муку, сахар и шоколад, которые были ранее описаны продкомитетом станции Основа. Обвинителем выступал большевик Буздалин. Защита в лице помощника присяжного поверенного Постолова произнесла душещипательную речь о природе спекуляции: «Это система хозяйства в стране, обремененной войной. Не Рындин породил спекуляцию, а война. Судьи как марксисты должны это понять. Негодование на Рындина имеет подкладку не в спекуляции, а в его игнорировании власти». Но эти аргументы не подействовали на судей, которые после получасового совещания вынесли довольно жесткий по тому времени приговор 6 месяцев общественных работ на шахтах Донбасса и конфискация имущества. Приговор приводился к исполнению немедленно. Стоит обратить внимание, что трибуналы ДКР выносили приговоры не о расстрелах, а о принудительных работах [635] .
635
Земля и Воля, 19 февраля 1918 г.; Наш Юг, 19 февраля 1918 г.
Фактически единственным «политическим» делом, публично рассмотренным Харьковским трибуналом (опять — таки накануне провозглашения ДКР), было так называемое «дело Довбищенко». И обернулось оно полным провалом для обвинения. Автор воспоминаний о писателе Михаиле Драгоманове, Яков Довбищенко был довольно известным в Харькове активистом сначала российских, а затем украинских социал — демократов, который провел в общей сложности 12 лет в царских тюрьмах и ссылках, в 1907 г. был выслан из Харькова за печать подпольных социалистических газет. Ему не посчастливилось накануне начала вооруженного конфликта с Центральной Радой возглавить газету «Нова громада», которая с ноября 1917 г. начала выходить в Харькове с целью поддержки Рады.
2 января 1918 г. ввиду начавшихся боевых действий с Радой Довбищенко был арестован прямо в редакции «Новой громады». Инициатором ареста выступил ЦИК Украины, а не харьковцы. Судя по словам Довбищенко, советское правительство Украины «в изгнании» и вело допросы арестованного, которому вменялось в вину сотрудничество с Центральной Радой. В опубликованном письме заключенный Довбищенко предположил, что истинной причиной его ареста являлась личная месть со стороны председателя Цикуки Медведева, который имел конфликт с Довбищенко, когда они оба состояли в Украинской социал — демократической партии, из которой Медведев был исключен. Из тюрьмы Довбищенко пригрозил, что начнет голодовку с 18 января. «Свое дальнейшее пребывание под стражей вынужден буду рассматривать как деспотический произвол, который, казалось, уже пал», — заключил свой ультиматум украинский эсдек [636] .
636
Наш Юг, 16 января 1918 г.
Затеявшая этот процесс Цикука Харьков покинула, и трибуналу пришлось рассматривать обвинения, выдвинутые против Довбищенко, без истинных «виновников торжества» — в качестве «прокурора» был делегирован лишь и. о. секретаря Цикуки И. Кулик. В вину редактору вменили создание «официального органа контрреволюционной Центральной Рады» и «осведомленность «Новой громады» о всех предполагавшихся Центральной Радой действиях». По словам обвинителя, Довбищенко информировал Раду о событиях в Харькове в момент подготовки там похода на Киев. Лидер меньшевиков Рубинштейн, лично взявшийся защищать своего бывшего соратника, высмеял обвинения, указав на то, что «обвинитель» Кулик является одновременно и свидетелем по делу. Допросив массу свидетелей былой революционной деятельности Довбищенко и сделав упор на то, что вменяемые ему в вину публикации были перепечаткой официальных депеш, Рубинштейн под гром аплодисментов полностью отверг обвинения против редактора. Трибунал, длившийся до трех часов ночи (а многочисленная публика не расходилась с этого шоу!), в итоге признал «Новую громаду» «доказанным очагом шпионажа», при этом признав вину Довбищенко не доказанной. После чего под овации и крики «Да здравствует свобода печати!» тот был отпущен на свободу [637] . Через год — полтора подобные «политические процессы» в России в целом и в Харькове в частности были уже невозможны.
637
Земля и Воля, 24 января 1918 г.