Донор
Шрифт:
– Это Маня, - сказал Горелик угрюмо и горделиво, и поглядел ему в глаза, чтоб увидеть готовность к будущим совместным действиям...
– Выстроил в соответствии с инструкциями вашего давнего письма, БД: расшатывал имунную систему, обучал... Раз в неделю Инна Евсеенко, ваша бывшая подружка, присылает со знакомым летчиком стволовые клетки...
Горелик подошел к двери, плотно прикрыл ее, щелкнув задвижкой.
– Для всех, а пуще для Грэга, выращиваю шампиньоны...
– продолжал он рассказывать.
– Маню никто не видал пока... Ей пора рожать и нас, похоже, поджидают органы-клоны... Но без вас она не родит никогда... просто не станет... Вы для нее
Он привычно положил руку на мышечную массу, будто гладил:
– Видите рубец на передней поверхности... Разве не похож на разрыв матки той молодухи из уральского леспромхоза, о которой вы рассказывали? Ее ведь тоже звали Маней?
Существо под рукой Горелика стало поерзывать от удовольствия и преданности... Так, наверное, вели бы себя эритроциты человека, дорасти они вне организма до таких размеров...
Потрясенный БД разглядывал существо, стараясь понять и поверить в то, что произошло в подвале институтского вивариума, и не верил. Стилистически, несмотря на вонь и грязь, все было сделано безупречно, и с научной точки зрения тоже. Горелик продолжал вещать над головой:
– ...около сорока килограммов... СЛП поддерживает циркуляцию и оксигенации крови в Мане.. А пищеварительной системы нет.... Ввожу все, что попадает под руку внутримышечно и внутривенно... Хватает пока. Кашу и мясо она не жрет... Нечем... Есть клоака... и оттуда, видимо, станут появляться на свет органы... Отростков в этой Мане двадцать два... Большая часть занята препаратами сердец, несколько - почками, один - печенью... Вы этот полиморфизм имели в виду, БД?
– Горелик помолчал, пошлепал несколько раз по поверхности Мани: раздался влажный вязкий звук.
– Когда одалживал в клинике портативный сканнер, чтоб поглядеть, что в отростках, они решили - я спятил и не стали давать... Пришлось взять без спросу, ночью... А в двух отростках вызревают маленькие Мани...
"Значит, получилось... И мучительное перебирание в стареющем мозгу вариантов конструирования биологической теплицы матерелизовались в подвале вивариума нищего института хирургии... Вот она, глобаловка, о которой мы мечтали," - буднично думал БД, словно разглядывал обычную беременную крольчиху. Он повернулся к Горелику:
– Как грузинская жизнь: алеет восток?
– Похоже, все собрались вместе с великим кормчим на другой берег... В Штаты... Только большинство не умеет плавать...
– сказал Горелик и убрал руку со спины скользкой Мани. Спина заметно потянулась за его рукой.
– А что дома, Горелик?
– опять спросил БД, понимая, что почти готовая Маня - это не только донорские органы...
– Не знаю, БД. Я привык к одиночеству и почти не бываю дома, и Маню не оставить одну.
– Греки говорили: "Одиночество - изнанка свободы"... Я вам больше не нужен... Вы сами стали предводителем... Маня скоро начнет нести золотые яйца... Постарайтесь, чтоб эта кура не попала в плохие руки. Прощайте, Нодар...
– Нет!
– заорал он, удерживая БД за куртку могучей рукой.
– Вы останетесь! Слышите?! Хватит бегать! Я делал все, как вы велели, чтоб вернуть вас... чтоб заработала Лаборатория... Уйдете, разрушу эту чертову грядку, как будто ничего и не было!
– The power to know, - БД старался открыть тугую защелку железной двери.
– Вначале было слово, молчание было потом...
– Раз вы с-существуете, з-значит выбор с-сделан, - сказал БД женщине с сумкой, возвращаясь из подвала тбилисского вивариума в подсобку женского монастыря в окрестностях Риги.
– Сделан...
–
"Сейчас она скажет, каким был мой выбор, - успокаиваясь, подумал БД, и я, вымуштрованный ими человек-навигатор, лучший лист, проследую указанным курсом, чтобы свершить предназначенное".
– Он напрягся в ожидании сообщения.
– ...А, может, и не сделан...
– по-прежнему неуверенно продолжала она, - тогда выбор вам придется делать самому... Я - всего лишь копия, инструмент...
– Хорош инструмент!
– восхитился БД.
– Под немодной одеждой сокрыты такие возможности и с-способности, к-которым даже названий нет на земле, и запрятаны они все в вашу красно-синюю сумку...
– Хотите заглянуть?
– К-как вы меня с-спасаете... каждый раз?
– не слушая, спросил он.
– Не знаю... Ты меня научил, - сказала она, улыбнулась, встала со скамейки и, помедлив, добавила: - Не забудь: функцию органов-клонов, выращенных в подвале тбилисского вивариума, можешь проверить только ты... и только трансплантацией...
Он тоже поднялся следом за ней, сделал несколько шагов по подсобке, рассеянно натыкаясь на стены, и почувствовал, что с ним происходит что-то, будто наделяют его возможностями неземными, надевают доспехи специальные, вооружают, снабжают инструкциями, говорят: "Действуй!" - и замирают в ожидании.
Он засобирался привычно и увидел опять неблизкую автобусную остановку в поле и женщину, терпеливо сидевшую с прямой спиной, с красно-синей спортивной сумкой на коленях. Он приблизил глаза и узнал Марфу с чистым лицом, радостно привставшую навстречу, а сквозь дешевую пластиковую ткань рассмотрел содержимое сумки: старые Лабораторные датчики, набор кардио-хирургических инструментов с монограммой "BD", искусственный желудочек сердца Пола, рукопись своей неизданной книги "Консервания органов: мифы и реальность", сгоревшей при пожаре, старые теннисные доспехи, Ветхий Завет на иврите и английском, изданный в Израиле вскоре после окончания Второй Мировой Войны, и новенькая, пахнущая типографией, книга в твердом коричневом переплете: "Хроники Водолея"... Сверху мелко: "Борис Коневский"...
Он вспомнил про картину и, поискав, освободил глазами от газет и прислонил к стене. Сразу Марфину подсобку осветило неяркое предзакатное желтое солнце, а пространство прорезал тонкий белый луч, посылаемый часовней. Он глядел на холст, плотно натянутый на подрамник, и не узнавал... Отреставрированная и умытая часовня не клонилась земле. Она выпрямилась и стала выше, будто собралась куда-то, нацелив в зенит остроконечный купол, увенчаный крестом, похожим на навигационное устройство... Зазвучали скрипки, отчетливо и чисто в Allegro non molto Четвертого концерта Вивалди "The Four Seasons" и музыка, доносившаяся из нефа, крытого новой красной черепицей, торопила старт...
Он машинально поднял крышку COMPAQ и сразу побежали строчки... Он прочел верхнюю:
"...И теперь я сказал вам прежде, чем сбылось, чтобы, когда сбудется, вы уверовали...".
Он осторожно, словно боясь стереть написанное, закрыл компьютер, сунул его в чехол, щелкнул замками, положил подле себя и замер, прислушиваясь к редким гудкам Босового "Линколна" за стеной, почти неслышной Марфиной молитве на неближней автобусной остановке и негромким разговорам Лабораторной публики, приводящей в порядок убогую операционную в нищем институтском вивариуме...