Донор
Шрифт:
– Может быть, чтобы легче брать кровь, вы позволите ввести Вере Павловне промедол, поскольку наша общая родственница?
– П-приматы, как люди, очень быстро привыкают к наркотикам, - сказал я.
– Попробуем фентанил. К нему нет привыкания
– Ваша вера в печатное слово, БД, потрясает. А почему воры пытались несколько раз взламать двери операционных и вашего кабинета? Думаете, их интересовала ваша переписка с иностранными фирмами, производящими хирургическое оборудование? Они искали фентанил, как ищут его постоянно некоторые наши собственные лабораторные
– Don't judge yourself by what you do, but by the meaning you bring to it, - сказал я.
– Вы кончили, Грэг? Спустите воду и введите фентанил.
Через пару дней Вера Павловна или ВП, как называла ее теперь лабораторная публика, стала законченной наркоманкой.
Больше всего Вере Павловне нравился Пол. Она умирала от любви к нему и, казалось, вот-вот запоет "Сулико". Как когда-то осел Гиви поджидал у лифта Горелика, ВП по утрам сидела в кресле за письменным столом Пола, глухо урча от нестерпимого желания поскорее увидеть его. Однако венценосный Пол, болезненно трезвый по утрам, никогда не снисходил до банальных заигрываний с макакой. Он просто не замечал ее, даже когда она влезала на стол, заглядывала ему в глаза и ворошила остатки волос за ушами.
Ближе к вечеру, когда Пол набирал нужную форму, выпив 400-миллилитровый флакон "гравицапы", он спускался из царственных чертогов на лабораторный пол и позволял себе несколько фамильярных похлопываний по жилистому заду ВП, которая от этой ласки впадала в неистовый восторг.
– Рука Пола на ее заду, что поц Федора (так звали третью обезъяну) в ее влагалище, - нагло заявлял Горелик.
ВП благополучно перенесла переливание "кумыса", хотя почти сутки мы думали, что потеряем ее. Через несколько месяцев мы опять взяли ВП в лабораторию, чтобы имплантировать искусственный желудочек. Перестройка набирала силу. Институт перестали финансировать, и содержать обезъян становилось все труднее...
ВП начали готовить к операции. За день или два до этого Пол зашел ко мне в кабинет и, усевшись в кресло, неуверенно предложил:
– Давай жахнем, Боринька. Мне привезли из Еревана бастурму.
– Я не могу сейчас, Пол. П-прости.
– Чуток!
Что-то в его интонации заставило меня согласиться. Бастурма была потрясающей. Острая и твердая, как камень, она, тем не менее, в течение нескольких секунд исчезала во рту, тая на языке.
– Выкладывай!
– Сказал я после второй рюмки "гравицапы".
– Видишь ли, Боринька, - туманно начал он.
– Я думаю Верико не следует оперировать. Она еще очень слаба.
– Не дури, Пол!
– я вяло отмахнулся.
– Мы не можем просто так держать ее. Очень дорого. Ты сам знаешь. Нужна отдача. А с желудочком она еще п-послужит... Давай по п-последней. Я с-спешу...
– Я могу взять ее к себе, - упорствовал Пол.
– Куда?
– Не понял я.
– Домой?! ВП?! Ты спятил, парень. Она перекусает всех и в к-конце к-концов убежит, и надо будет опять звонить в милицию и к пожарным, и платить им, как уже было
– Это мои проблемы, Боринька. Я заберу Верико домой. Дети будут рады и станут заботиться о ней. Я обещал им, - стал пылить Пол.
– Не могу этого позволить. Колобус стоит больших денег, и мы д-должны...
– Ничего никому мы не должны, - оборвал он меня и отпил прямо из широкого горла "цапы".
– Этот почти колобус заслужил спокойную жизнь, а ты опять тащишь ее в операционную. Возьми овцу...
– Нет, Пол!
– Промямлил я, понимая, какую обиду наношу ему.
А как втолковать, что любой мой промах может стать очередным поводом закрытия лаборатории, которая все больше раздражает новую администрацию.
Пол молча встал, взял початый флакон с "гравицапой" и вышел. Через день ВП смоделировали инфаркт, но она вдруг стала загибаться на столе, и тогда я решил сразу подключить соковыжималку. Нам удалось вытянуть обезъяну. Через несколько дней, когда ВП стабилизировалась, Горелик отключил желудочек, оставив соединительные магистрали, подшитые к аорте и левому желудочку, торчать под кожей, обтурировав их специальными антитромбогенными заглушками. Перебинтованная ВП вновь разгуливала по Лаборатории, норовя каждый раз усесться к Полу на стол.
Пол, наконец, решил забрать ее домой вместе с магистралями, и я с трудом уговорил его подождать пару дней. Он согласился и, выходя из кабинета, бросил:
– Будет жаль, если с ней что-нибудь случится за это время, Боринька..
– Не д-дури, п-парень! Тьфу-тьфу-тьфу! Надеюсь, у т-тебя легкая рука...
На следующий день, когда публика копошилась в операционной, готовя оборудование к очередному эксперименту, ВП, спокойно сидевшая в клетке, вдруг подчинившись мощному эндогенному импульсу, стянула наклейку с раны, разгрызла фиксирующие лигатуры и рванула зубами аортальную магистраль. Когда публика подбежала к клетке, ВП лежала в луже ярко-алой артериальной крови...
– "Nobody Knows --> The [Author:D] Trouble I Have Seen", - боясь взглянуть на Пола, я процитировал название армстронговского псалма.
– We will have to expiate of our sins, - заметила Этери, подходя ко мне.
"Никто и не узнает, что стряслось со мной". Псалом (англ.)
Дерьмовый сукин сын.
"Просто сделай это" (англ.).
"- Разве ты не знаешь, что выпивка - это медленная смерть.
– А кто торопится?"
Высшее общество.
Ярмарки тщеславия.
Эталоном лабораторной жизни.
Придурок хренов
Ты трахаешь, тебя трахают.
Черт побери!
Позвольте заверить, что без колебаний принимаю оказанную мне честь. Благодарю вас и горжусь этим, а более всего - оказанным доверием. Сегодня моя признательность выражена в словах, но постараюсь перенести ее в дела и поступки (англ.).
– А как с Россией?
Эти трахнутые заявляют: "Вам сначала надо выучить латышский!".
На фига стараться правильно рулить, если едешь не по той дороге.