Донор
Шрифт:
Я был потрясен несправедливостью и пошел в атаку:
– - Вы, к-коллега, п-проморгали эту больную. Она не должна б-была рожать в глухом лесу. У этой женщины была п-патология в родах, которая п-привела к разрыву матки и смерти п-плода. Это ваша вторая ошибка: вы не смогли п-поставить п-правильный диагноз и б-бросили ее в лесу. Она должна была умереть от п-перитонита, или эндометрита, или кровотечения еще до моего п-приезда, поскольку п-плод п-просто разлагался в м-матке. Я сделал все, что мог, и даже больше... Увидите, она еще родит, хотя
Я кричал, зная, что теперь репутация местных врачей резко пойдет на убыль; чтобы избежать этого, они и наносили упреждающий удар.
На прощание Соня и вторая сестричка пригласили меня в баню к Сивцовым, которых так я никогда и не видел. Был разбавленный спирт, пироги с картошкой и капустой и вареная колбаса. Мы тихо пили и ели, вспоминая маленького зэка и злую гинекологиню из роддома.
– - С-сколько вам здесь еще к-коротать, девки?
– - спросил я, прощаясь.
Они сразу поскучнели...
Спустя полгода я получил повестку в суд из того маленького городка. Симпатичная врач-гинеколог не хотела оставлять меня в покое. Мотэлэ, который знал почти все о моих подвигах в Североуральской ссылке, рассвирепел, прочитав повестку, и забрал ее.
Через неделю он позвал меня к себе и сказал:
– - Забудь про эту историю с судом. Та баба-гинеколог -- сука! Тебе надо было простовыебатьее, а ты полез по Кронштадском льду в сабельную атаку... Однако молодец: делал все lege artis. Становишься хирургом, мальчик...
Глава 6. Хирургия: как награда... в наказанье
Через несколько лет Мотэлэ сделал из меня классного хирурга, который любил и умел оперировать нестандартную хирургическую патологию.
– - Яблядьза неделю научу шофера такси оперировать гнойный аппендицит!
– - орал Мотеле на очередной кафедеральной конференции.
– - Но, чтобы вырастить настоящего хирурга, надобно десять лет. Кроме страстного желания выучиться этому мастерству, должно быть что-то еще в ваших пальцах, мозгах и душах, где должна поселиться вера в собственное хирургическое могущество. Если вы достигли этого, окружающие сразу почувствуют и поймут...
В одно из очередных дежурств, где я был старшим бригады из семи или восьми хирургов, принимавших неотложных больных со всего города, меня пригласили посмотреть беременную в окраинном родильном доме.
В комнате-смотровой, в гинекологическом кресле, полусидела с разведенными ногами очень пьяная сильно побитая женщина лет сорока с огромным животом. Отечные и напряженные срамные губы в синяках и ссадинах туго обхватывали бутылку зеленого стекла из-под "Шампанского". Тоненькая струйка крови находила себе дорогу и сочилась откуда-то снизу из-под бутылки.
– -
– -Сегодня-завтра должна рожать. Эти бабы потеряли всякий стыд... Скорая помощь не смогла удалить бутылку... Я тоже пыталась...
Я осторожно потянул, женщина застонала, но бутылка не поддалась...
– - Д-дайте шприц с новокаином, -- сказал я, и через минуту извлек бутылку. Вслед за бутылкой вытекло почти пол-литра спермы.
– - Значит она переспала с десятком мужиков! Представляете, каким родится ребенок и кем вырастет?!
– - Акушерку душила ярость и праведный гнев.
– - А ч-что ребенок?
– - спросил я.
– - Жив?
– - и склонился над огромным животом, вдыхая свежий перегар и пытаясь определить, что она пила.
– - П-похоже, ребеночек умер, -- сказал я, разгибаясь.
– - Тоны сердца не выслушиваются... и живот с-странный...
– - Дежурный врач говорила, что с ребенком все в порядке, -- засуетилась акушерка.
– - Я сейчас сама выслушаю тоны сердца...
– - Н-не н-надо, -- начал злиться я.
– - Не м-может баба, к-которой завтра рожать, д-дрызгать напропалую с мужиками, да еще п-потом заниматься с ними любовью... Даже с-самая никудышняя. П-помните, С-станиславский в таких случаях говорил: "Н-не верю!".
Акушерка в ужасе таращила на меня глаза, а студенты, с которыми я приехал, хихикали, прикрывая рты.
– - П-попробуем вывести мочу.
Сестра принесла стерильный резиновый катетер и лоток.
– - Несите м-металлический катетер. Самый большой и ведро вместо л-лотка!
– - Вводите!
– - обратился я к акушерке.
– - Н-не осторожничайте так... Это н-не ребенок внутри... Это п-перерастянутый мочевой п-пузырь.
– - Не может быть. Я проработала почти двадцать лет!
– - сказала акушерка и ввела катетер.
Моча заполнила ведро в течение нескольких минут. Живот опал и баба начала оживать. Она села в кресле, спустив вниз ноги, и огляделась...
– - Где я, мужик?
– - она сразу обратилась ко мне.
– - Это доктор!
– - вмешалась акушерка, переходя на мою сторону.
– - Оформляйте историю б-болезни и п-переводите ее к нам. Мне не н-нравится живот.
На следующий день я спросил заведующую гнойной хирургией:
– - Как моя б-больная с зеленой бутылкой во влагалище, к-которую вчера п-перевели из роддома?
– - Наблюдаем!
– - строго ответила она, и я больше не стал задавать вопросов.
Через сутки я опять дежурил, а на следующий день улетал в отпуск в Коктебель, где меня поджидали ленинградские приятели-джазмэны.
Поздно вечером, придя на обход в гнойное отделение, я спросил дежурного врача:
– - Где моя б-больная?
С ней все в порядке, Боб!
– - ответила она.
– - Мне уже г-говорили, что с ней все в п-порядке. Мне даже говорили, что выслушивали с-сердцебиения п-плода! Д-давайте взглянем... вместе.