Дорга, ведущая к храму, обстреливается ежедневно

Бройдо Анна Ильинична

* * *

14 августа 1992 года я, парламентский корреспондент Агентства новостей ИМА-пресс, спасалась от полуденного солнца в душном номере адлерского пансионата и от нечего делать слушала по радио новости, хоть и зарекалась: в отпуске — никакой политики. Среди прочего услышала о вводе войск Госсовета Грузии на территорию автономной республики Абхазия — для «борьбы с террористами» — сторонниками экс-президента Грузии Звиада Гамсахурдиа.

Честно говоря, тогда об Абхазии я знала не больше, чем, к примеру, о Нигерии. Так уж получилось, что никогда там не отдыхала, ни с одним абхазом знакома не была. Зато, по доброй российской традиции, испытывала слабость к Грузии, на холмах которой лежит ночная мгла, дружила с грузинами —

одноклассниками и однокурсниками, восхищалась их поэтами, актерами и соратником по демократическому движению Эдуардом Шеварднадзе. О предыстории начинающегося конфликта я тоже понятия не имела. Насторожила лишь неадекватность повода и принимаемых мер: сразу вспомнилось, как однажды президент Горбачев решил бороться с преступностью на городских улицах совместными с милицией армейскими патрулями и БТРами.

Окончательно простившись с отпускными зароками, я отправилась на переговорный пункт. Москва ответила, что посылать меня под пули совесть не позволяет, но «хорошо бы чего-нибудь передать. Сегодня пятница, газеты выйдут только во вторник, поэтому езжай в понедельник, если до тех пор не устаканится».

До понедельника не только не «устаканилось», но и появились сообщения о первых жертвах — российских военнослужащих и отдыхающих, загоравших на обстрелянных грузинскими вертолетами сухумских пляжах. О погибших из числа местного населения умалчивалось. Войска Госсовета, пройдя Гальский и Очамчирский районы Абхазии, на подступах к ее столице Сухуми натолкнулись на сопротивление спешно собранного абхазского ополчения. Заключено первое соглашение этой войны — о разводе противников на оговоренные позиции за городской чертой Сухуми. Конфедерация горских народов Кавказа объявила о готовности прийти на помощь абхазам.

Местные милиционеры, отчаявшись поколебать мою решимость — «А вы знаете, что с вами, журналистами, делают в Югославии?» — посоветовали добираться морем. Утром 17 августа в сочинском порту творилось нечто невообразимое: жители Абхазии всех национальностей, стремясь воссоединиться с оставшимися дома семьями, штурмовали кассы. Чудом мне удалось попасть на борт перегруженного катера. Когда мы отплывали, к соседнему причалу подошла «Комета» из Абхазии — с ранеными и убитыми.

До Сухуми мы плыли часов десять (против обычных трех): капитан, опасаясь стрельбы с берега, старался держаться от него подальше. Прибыли уже затемно. По большой улице мы вместе с несколькими попутчиками двинулись к центру города. Через пару кварталов увидели первых сухумчан — сидевших на бордюрных камнях девчонок в белых халатах: «Вы что, с ума сошли — по городу сейчас гулять, тут снайперов полно! Скорей к нам заходите!»

Зайдя, мы оказались в приемном отделении 2-й городской больницы. Девочки позвонили главврачу Вячеславу Абухба, тот распорядился разместить путешественников на ночь. Мои спутники расположились на свободных койках, а я решила не терять времени и попытаться разобраться в обстановке.

В приемном отделении мы просидели до рассвета. Я узнала, что на 14 августа было намечено заседание Верховного Совета Абхазской АССР, где планировалось обсудить проект договора о новых взаимоотношениях с Грузией: от автономии — к субъекту конфедерации. Именно стремление Абхазии к суверенитету в рамках единого с Грузией государства, а не «борьба с террористами» было истинной причиной ввода войск в республику. Впрочем, впоследствии Тбилиси выдвигал еще немало столь же уважительных и достоверных причин — от «охраны железной дороги» до «угрозы исламского фундаментализма». Выяснилось, что регулярной армии Госсовета противостоят только сотрудники местного УВД с табельными Макаровыми да добровольцы с берданками и бутылками с зажигательной смесью. Слухи, что у Форума — абхазской национальной организации — припасено оружие, оказались блефом. Вечером госсоветовцы, нарушив заключенное накануне соглашение, заняли часть города. Без боя — абхазская сторона осталась на оговоренных в нем позициях.

«Если чеченцы сюда придут, такая манная

каша заварится! — качали головами медсестры. — Но ведь, кроме ребят с Северного Кавказа, некому за нас заступиться…». Оказывается, исторически и этнически Абхазия относится не к Закавказью, а к Северному Кавказу, адыги, кабардинцы, черкесы — абхазам и вовсе кровные братья. Убедительное доказательство сидело напротив: медсестричка Гунда, которую мне продемонстрировали, как образец классической абхазской внешности — вылитая моя московская подруга Маринка, внучка черкешенки. Тогда же — под общий хохот — я получила первые уроки абхазского языка (звуков в нем вдвое больше, чем в русском и многие невозможно не только произнести, но и расслышать) и попыталась выучить фамилию Председателя Верховного Совета Республики Абхазии Вячеслава Ардзинба («Ну этот, ваш, главный, на букву „А“»).

Среди моих собеседников были люди разных национальностей и убеждений, поэтому оценки происходящего были различными. Но все сошлись в одном: «Горе пришло на нашу землю».

* * *

Утром оказалось, что больница расположена в самом центре города, прямо напротив внушительного здания Совета министров республики. По совету главврача Абухба я отправилась туда за информацией: «Руководство выехало в Гудауту, но в своем кабинете находится первый вице-премьер Сергей Багапш, которому поручено заниматься эвакуацией отдыхающих из города».

На 12 этаже опустевшего здания, кроме Багапш, я обнаружила вице-премьера Зураба Лабахуа, председателя Госкомимущества Беслана Кобахия и еще нескольких человек: «Глава грузинского государства Шеварднадзе неоднократно заверял, что войска введены не с целью пресечь попытки Абхазии обрести суверенитет, обещал, что население и правительственные здания не тронут. Веры ему никакой нет, но мы решили до конца оставаться на рабочих местах. Если нас убьют, ему уже от нашей крови никогда не отмыться. А теперь убегай, а то еще и ты погибнешь».

Оружия не было, но люди вели себя спокойно и достойно. В это время здание уже плотно обстреливалось грузинскими снайперами — одна из пуль пролетела буквально у виска Багапш. Прибежала чудом проскочившая молоденькая секретарша Ира Лободенко, принесла из дома кофе. Зураб Акакиевич сетовал: «Лучше бы ты бритву мне принесла! Увидят мою щетину, будут злорадствовать: „Ай-ай-ай, как опустился Лабахуа!“»

Происходящее за окном однозначно вставало в один ряд с трагедиями последних лет: в Вильнюсе, Риге, Баку, Тбилиси. Можно по-разному относиться к проблеме самоопределения нации, но недопустимо решать политические споры с помощью танков. Именно тогда я и сделала свой главный выбор.

«Но если меня не убьют, я хотя бы смогу рассказать, как вы погибли», — по моей просьбе Сергею Васильевичу удалось заказать разговор с Москвой и я начала передавать первую информацию в ИМА-пресс. Тем временем на площадь, выворачивая бетонные плитки дорожек, выехали танки и БТРы под малиновым грузинским флагом. Танки развернули башни в сторону здания. На полуслове меня оборвал грохот: снарядом саданули по металлическому гербу Абхазии, укрепленном на фасаде примерно на уровне кабинета Багапш. Сергей Васильевич бросился ко мне, загородил собой от окна, потом, схватив за шиворот, вместе с телефоном запихнул под стол, откуда и пришлось продолжать диктовку.

Обстрел шел еще несколько минут: откровенно «психическая атака» — ведь последние желающие покинули Совмин на моих глазах, так что нападавшим было доподлинно известно и число находившихся в здании, и отсутствие у них вооружения. Потом спектакль «Взятие рейхстага» продолжился: размахивая автоматами, с боевыми криками гвардейцы бросились на крыльцо.

Зураб Лабахуа по «вертушке» позвонил Эдуарду Шеварднадзе. Тот опять начал убеждать, что правительственные здания не тронут. «Как не тронут, когда они бьют по нам прямой наводкой и уже захватили первый этаж!» — закричал Лабахуа. «О чем с ним разговаривать, разве тебе еще не ясно, чего стоят его обещания!» — возмутился Багапш. Лабахуа бросил трубку.