Дорга, ведущая к храму, обстреливается ежедневно
Шрифт:
По старинному абхазскому обычаю, о погибших в бою не плачут — оплакивают тех, кто умер тихой смертью, а о героях слагают песни и легенды. И вот уже сложена Легенда о Бардодыме, не знавшем страха, который не просто легенда, а символ России и надежды на Россию. Но все-таки и плачут — потому что жалко, да и кто сейчас соблюдает старые обычаи! И завуч пицундской школы Светлана Тарба говорит, что племянников ее убили — и то так не горевала, и если б можно умереть, чтобы Саша жил, то с радостью согласилась бы, потому что такой необыкновенный мальчик был. А Легенда не тает, и в передаче Абхазского телевидения ее подхватывает молодой бард из Чечни Имам Абдусултанов:
— Весть о смерти московского добровольца Александра
Теперь эту песню поет вся Абхазия, а сухумский поэт Игорь Хварцкия вспоминает, как предложил простуженному Саше отлежаться у него дома, а он бы тем временем воевал с его автоматом, и тот ни за что не согласился: «ты, говорит, еще не обстрелян». Как перевел Саша его стихи «Судьба», про растение агаву, которое живет двадцать пять лет, раз в жизни цветет пркрасными белыми цветами и, оставив семена, умирает:
Пускай на нем лежит проклятьеИ гибельно его цветенье,Весна приходит и опять онЖивет надеждой на спасенье. Живет среди других, страдая,Когда весна вокруг ликует,Своей судьбы не принимая,На светлом празднике тоскует.Но он дышал весной безбрежной,Когда однажды, на рассвете,Оделся в траур белоснежныйИ умер, смерти не заметив.Он был рожден, годами мучась,Соединить в одном мгновеньеСвою немыслимую участь —Печаль могилы и цветенья.— И теперь я понял — он не случайно выбрал именно эти стихи для перевода. Наверное, предчувствовал свою судьбу: в 26 лет, как метеор, вспыхнув, пролетел в небе над Абхазией и сгорел. И думаю, что именно здесь, а не в Москве, начнется его путь к бессмертию, к славе, к которой он никогда не стремился, но жизнь делает свое, обычно это так и бывает. Русский поэт погиб в Абхазии — как будто все очень просто. Но это все не так просто…
Конечно, не просто — легко умирать за идею, но только поэтам дано умереть за любовь. И не надо памятников, милый Виссарион, нет лучше памятника для Саши, чем деревянный крест в весеннем парке и восковые магнолии, потому что мы идем сквозь револьверный и минометный лай, чтобы никто не тужил о песне, потому что эту песню теперь поет вся его Абхазия…
От линии фронта до Нижней Эшеры — два-три километра по петляющей дороге, а напрямик — еще ближе. В бывшем военном санатории, где сейчас расположен эвакосортировочный пункт для раненых, из-за ежедневных обстрелов не осталось ни одного целого стекла — как мрачно шутит Лев Аргун, «избушка без
Медико-санитарный батальон — это 65 женщин-санинструкторов, шоферы «Скорых», также владеющие приемами оказания первой помощи и персонал сортировочных пунктов. Из полевых сестер только четверо — профессиональные медсестры, остальным пришлось обучаться по ходу дела. Все добровольцы, возраст — от восемнадцати и старше, почти все потеряли родных. Воинские подразделения на Гумистинском фронте сменяются каждые две недели, но санинструкторы до последнего времени неотлучно находились на передовой, многие — с первого дня войны.
Если для парней в войне есть некая доля романтики, то к этим девушкам она оборачивается самой тяжелой и страшной стороной. Вика считает, что ужаснее всего, когда война становится привычкой, героизм — повседневностью:
— Но без этой привычки было бы совсем невозможно работать — ведь каждый день под обстрелом. Нам достается все, мы разве что не стреляем, ведь Красный Крест и оружие — несовместимы. Конечно, если будут убивать меня или раненого, придется защищаться, однако направленно стрелять я не пойду, и никто из наших девчонок не пойдет. Я считаю, что лучше спасти одного нашего раненого, чем убить 20 гру… солдат противника.
(Кстати, запинка у Вики очень характерная. Ее коллега, анестезиолог Новоафонского госпиталя Андрей Тужба говорит: «наши оппоненты». Вообще здесь, в непосредственной близости от фронта, люди красивы и сдержанны: они заняты делом. Пылкие речи о патриотизме и ненависти — это все в тылу).
— Вика, война никогда не улучшала нравы, а тут девушки одни среди мужчин. Не обижают их?
— Наоборот, носят на руках, пылинку с них готовы сдуть, потому что в самых тяжелых ситуациях девчонки рядом — и ребята уже так не боятся. Наши девочки все героические, даже не знаю, о ком тебе рассказать. Вот Инга Габния — худенькая, маленькая, лет двадцать ей, не больше. Во время боевых действий в Верхней Эшере перетащила по сплошь обстреливаемому мосту на наш берег семерых раненых. Или Виолетта Тонесян — она вместе с шофером под гранатометным огнем раненых выносила, когда их «Скорую» на мосту подбили.
— Один боец рассказывал мне про санинструктора их батальона: «Она и раненого, и пулемет его тащит, одной рукой перевязывает, другой отстреливается — не женщина, а чистый Рэмбо, слушай!»
— Это, наверное, про Иру Завьялову! Они с Мзией Бейя с самого начала, еще когда шли бои в Сухуме, пошли в санинструкторы, потом перебрались в Очамчирский район — к партизанам. Отряду Мзии пришлось держать оборону на дороге. Ее ранило в ноги и в плечо, она сама себя перевязала, перевязала парня раненого, взяла его автомат и отстреливалась вместе с ребятами. А сейчас уже даже незаметно, что хромает, рвется назад в строй. У нее мужа убили прямо на ее глазах, тело не удалось из-под огня вытащить… Шесть наших девочек погибли: Гунда Квициния, Лолита Гвинджия, Саида Делба, Жанна Гвинджия, а Ира Курская и Лика Топуридзе раненые в плен попали — замучили их. Много, конечно… А обстрел какой! Тут неизвестно, кто уцелеет. Но сейчас об этом пока нельзя говорить: мы делаем одно дело и, пока оно не закончено, все мертвые — в числе живых. А потом уже будем считать наших погибших.
Сама Вика — хрупкая русоволосая девушка — тоже с первых дней на войне. Кстати, тогда, в августе, ей было куда уезжать — имелась виза на постоянное жительство в США:
— Знаешь, я ведь по медицинской специальности стоматолог, в Москве институт закончила, и как все студенты, проклинала военную кафедру. Тогда казалось, ну нам-то, стоматологам, зачем эта «организация военно-полевых госпиталей»! Кто ж знал, что так пригодится, я теперь даже хочу благодарность за науку нашим преподавателям с «военки» отправить…