Дорога домой[Книга 1, часть 1]
Шрифт:
Через несколько метров я заглянула в небольшое жилище, по размерам похожее на кладовку — в нем не было ни окон, ни дверей. Посредине каморки стоял безобразный немыслимо грязный стол. Возле стены было что-то вроде лавок из грубого дерева, с рваным тряпьем вместо белья. Обитателями этого пристанища были грустные мужчина и женщина лет сорока-пятидесяти. В углу, в чем-то, похожем на люльку, тихо лежал полуторагодовалый ребенок. Все трое были поражены проказой, смотреть на их лица было невозможно — куски разлагающейся плоти чередовались с обнаженными участками костей и зубов. Женщина предложила мне пообедать вместе с ними. Краем глаза я увидела в тарелках что-то такое, что нельзя было назвать даже отходами. Это было что-то черное, полностью сгнившее,
Щуплая пожилая женщина, надрывно кряхтя, толкала впереди себя огромную пузатую бочку, литров на пятьсот, с трудом приговаривая: ой, как тяжело, тяжело-то как. Дорога вела немного в горку и ей, крайне истощенной и изможденной, стоило нечеловеческих усилий передвигать эту громадину по выпуклым неровным булыжинам да еще и разной высоты. Взглянув прямо ей в лицо, я с ужасом поняла, что не ошиблась. Это была наша соседка по этажу, Галина! Потрясло, что я встретила ее здесь, ведь год назад она умерла!
— Галя?!
Женщина остановилась, подперла бочку бедром и взглянула на меня. Выглядела она ужасно — невероятно худая, изможденная серая кожа, глубокие морщины, одетая в какие-то жуткие лохмотья. Проказа не затронула лицо, вероятно потому, чтобы я могла ее узнать, болезнь поразила шею и голову. Как я поняла, бочка с вином была ей в наказание за лишнее выпитое, незадолго перед смертью она злоупотребляла спиртным. Потом я подумала: если за вино такое наказание, что же тогда будет за курение? В это мгновение Галина вспомнила меня и попыталась что-то сказать. Вместо слов из ее уст вырвался клубок дыма, я почувствовала тошнотворный запах. Тяжело закашлявшись, Галина сделала вторую попытку, но изо рта вырвалась блевотина, прямо ей на грудь. Смахивая массу и вытирая руки о себя, она отвернулась — ей стало стыдно. Очень, очень и очень стыдно — стыдно по земному.
— Падение произошло три года назад, — сказал Ангел Хранитель.
И я вспомнила, что примерно за год или полтора до ее смерти, мы с мужем начали подозревать, что соседка передает информацию о нас моим родителям. Подозревать мы подозревали, но обвинить не могли, поскольку не знали. И при каких же неимоверно диких обстоятельствах я узнала правду! Галина постояла немного, затем, навалившись всем телом на бочку, не поворачивая ко мне лица, продолжила свою нелегкую работу.
… с этим человеком нас связывали довольно длительные отношения. В какой-то момент, после разрыва отношений с моими родителями, она была для нас самым родным единственно близким человеком не только во всем городе, но и на всей планете. Очень часто она выручала нас, одалживала деньги. Было время, когда она присматривала за нашей дочерью. Что случилось потом, я не знаю, Галина начала слишком откровенно допытываться о подробностях нашей семейной жизни, и мы от нее отстранились. За месяц перед ее смертью, муж часто заходил к ней и пытался объяснить, что нужно обратиться к Богу и начать новую жизнь — в покаянии и очищении. Но Галина была уверена в том, что не грешит, что у нее все, как у людей. Что Люда с шестого этажа тоже агитирует ходить в церковь и все такое, но она занята, ей некогда, незачем и все в таком духе. Крестик соседка не носила, хотя и была крещеной. И мы его ей подарили, но она сказала, что нет цепочки. Подарили и цепочку, но и после этого Галина крестик все равно не одела.
Накануне смерти муж зашел проведать ее и угостить виноградом, но Галина прогнала его криком. На следующий день, в пять часов утра, она отошла в мир вечный — у нее был рак печени. И вот кто бы мог подумать, что в этом мире все так символично и в буквальном смысле абсолютно все имеет свой смысл?! Ведь Кто наш Виноградарь, как не Господь?
Муж: Три года назад — две тысячи седьмой. Это был пик наших страданий. Без Господа в сердцах и душах, надеясь только на себя самих, мы были в самом цейтноте развивающихся вокруг нас событий. Это был второй суд за нашу половину здания. После того как мы выиграли первый, оппоненты сделали «финт ушами» — перепланировали помещения, в результате чего общая площадь увеличилась и «бти» не выдало нам свидетельства о собственности. Исправным образом мы ездили в суд, работали, где придется и пытались продать квартиру, чтобы уехать в Европу и начать новое дело в нормальной стране. Галина была тогда единственным человеком, который был нам близок, часто она обнимала нас с женой и говорила:
— дети вы мои …
Кто бы мог подумать, что она активно «работает на два фронта». В этом же, две тысячи седьмом мы уехали в Нижний Новгород, нас пригласили сделать реинжиниринг производства продуктов питания. Присматривать за дочерью мы попросили Галину и даже платили ей какие-то деньги, небольшие впрочем, но и делать ей ничего особенного не требовалось — время от времени зайти к нам в квартиру и посмотреть, как дела у дочки. Все было замечательно до момента, когда жене понадобилось что-то срочно узнать. Дозвониться Галине было невозможно. Безпрерывно жена звонила ей дней пять или шесть подряд, а дочь, по нашей просьбе все это время звонила ей в дверь квартиры, но она как в воду канула.
Когда мы вернулись, в начале лета две тысячи восьмого, Галина была уже другой — и мы это почувствовали. В ее отношении к нам появилось плохо скрываемое безразличие. Когда человек лжет в первый раз, он безпокоится, чтобы ложь не открылась и прилагает все силы и весь ум, чтобы его версия выглядела естественной и правдивой. Когда человек начинает лгать собеседнику постоянно, а тот ни о чем не догадывается, у лгуна притупляется чувство безопасности и он начинает лгать напропалую, не придавая особого значения нестыковкам. Зачем, ведь собеседник и так все «проглотит»?
Так же произошло и с нашей соседкой, она начала путаться в своих собственных словах, перестала утруждать себя быть искренней и однажды, выпив лишнего, обратилась к нам в шутку с такой злобой, что мы оторопели от ее напора. Собственно говоря, именно с этого момента мы и перестали с ней тесно общаться.
Перед самой ее смертью, я несколько раз заходил к Галине, в две тысячи девятом, и приносил с собой литературу, чтобы она почитала обо всем, поняла и одумалась. Однажды я даже «сморозил»:
— Смотри, Галина, ведь времени осталось совсем мало!
И прикусил язык — вот, думаю, что это я такое говорю, но соседка «не услышала». То есть, в этот момент ее внимание смазали бесы, уже потирающие лапы в предвкушении новой игрушки. Это и понятно, «мохнатые» трудились над Галиной долгие десятилетия, без устали нашептывали ей всевозможные искушения: наплюй на всех, ты самая лучшая; возьми от жизни все, что можешь — один раз живем; мне все равно, что будет, я так решила; и так далее — по списку. И вдруг, в один момент потерять приз? Не заполучить в лапы ошалевшего напрочь человека и потерять возможность поделить его на тридцать восемь? Да никогда! Да мы сейчас быстренько набросаем ей таких мыслей, что она просто возненавидит тебя! Что и случилось.
Виноград я купил жене, она его очень любит. Потом думаю, а давай-ка я угощу соседку, пусть порадуется. В ее двери я звонил, звонил и звонил, раз пятнадцать наверное, не меньше. Наконец открыл ее сын, взрослый парень за тридцать, Галина крикнула мне из комнаты зло и надрывно:
— Не сегодня, завтра приходи!
Всю ночь ей было плохо, а под утро Галина успокоилась и тихонечко преставилась в полном одиночестве — не раскаявшаяся, не причастившаяся и с полным набором страстей и дурных привычек … вот что страшно!