Дорога из пепла и стекла
Шрифт:
— Слушай, мне не дает покоя этот разговор, про Зеркала. Ну, про Сонм, как вы его назвали, — сказала Лийга, когда она и Ит поднялись вечером на крышу. Кипу сейчас двигался совсем медленно, обходя очередную расщелину в земле, расщелин таких тут оказалось великое множество. — Они все были первичными, верно? Ну, те, что вы находили. А дальше?
— В смысле — дальше? — не понял Ит. Он сейчас всматривался в подступающий сумрак, силясь разглядеть, не появилось ли в пределах видимости море. — О чём ты?
— Что дальше происходило с этими мирами? Понимаешь, о Зеркалах, то есть о дублировании некоей модели, нам известно, это явление встречается не слишком часто, и считается в большей степени казусом,
— Верно, — кивнул Ит. — У нас возникла теория, согласно которой миры, ставшие мишенями Слепого стрелка, то есть попавшие в сигнатуру, как элементы… словом, эти цивилизации уничтожают сами себя после отработки программы. Идут в разнос, и каким-то образом завершают свой цикл развития, даже толком его не начиная. На втором уровне.
— Да? — Лийга задумалась. — А вы видели такие миры?
— Нет, — покачал головой Ит. — Пока что это теория в чистом виде. Точнее, предположение. Которое совсем не факт, что можно проверить. То есть мы бы проверили, наверное, но мы не успели. Потому что теорию эту Берта предложила незадолго до того, как с нами случилось то, что случилось.
— В принципе, это логично, — заметила Лийга. — Жалко, ты не знаешь, как у нас эти вещи обозначаются, но, если перевести на общий язык, можно сказать, что это намеренное торможение развития. Любой вид, он же развивается, причем как по вертикали, так и по горизонтали. Изменения затрагивают всё, от социума, до техники. Те же отношения в семьях, и само их строение…
— Ну, знаешь, — покачал головой Ит. — Кто бы говорил. Если ты не заметила, мы носим скибы. Так что о подобного рода развитии я бы поспорил.
Лийга засмеялась.
— Нет, Ит. Не поспорил бы. Скибы мы носим по доброй воле…
— Всей планетой, — подсказал Ит ехидно.
— Да, всей планетой, но по доброй воле, и до событий, сам понимаешь, каких, мы могли бы их и не носить, — покачала головой Лийга. — Никто не заставлял. К тому же в отношениях мы вольны выбирать разные модели тех же семей. Никто не осуждал нас с Нийзой за то, что мы жили вне брака довольно долгое время, например. У нас была другая мотивация. Дети, которых мы очень хотели, но в полной семье, а не в её половинке, пусть и хорошей. Одна жизнь, и другая. А вот если брать старые модели таких сообществ рауф, как наше, уже через год после того, как мы начали встречаться, на нас бы уже смотрели косо — почему нет полного брака, где дети? Понимаешь? Не спорь. Всё изменяется. Но я сейчас не об этом. Если ты будешь намеренно тормозить одну область, другие тоже развиваться не будут. Это как ребенок. Ты хочешь, чтобы у него развивалась какая-то одна часть тела, допустим. Но при этом ты будешь искусственно тормозить развитие другой части. Что ты получишь? В лучшем случае — несчастного урода, а в худшем — труп. Потому что, сдерживая рост, ты просто убьёшь беднягу. Расти гармонично могут и технологии, и социум, вместе, но никак не по отдельности. Да, порой случаются сбои во время каких-то фаз роста, да, эти сбои могут выглядеть не очень приятно, но…- Лийга пожала плечами. — Они проходят. Заканчиваются. Догадываешься, почему?
— Потому что зачастую они абсурдны и нелогичны, — кивнул Ит. — Я понимаю, о чём ты.
— А ещё существуют границы, — продолжила Лийга. — Напуганный, окруженный запретами разум за эти границы выйти будет неспособен. Скибы, ты сказал? Это традиция. Отсвет того, прежнего мира, в котором когда-то жили наши предки. Дань уважения им, их вере, их пройденному пути. Не знаю, говорил ли об этом
— Да, понимаю, — кивнул Ит. — Знаешь, было бы очень интересно с тобой поработать. У тебя совершенно иной взгляд на многие вещи. Это… это здорово, Лийга.
— Что именно здорово? — не поняла та.
— Смотреть на мир так, как это делаешь ты, — ответил Ит. — Ты сделала сейчас ряд более чем интересных предположений по теме, о которых мы даже не думали — в таком ключе уж точно. Ты выстроила, почти ничего не зная, несколько более чем интересных версий, которые вполне могут оказаться рабочими.
— Может быть, это получилось как раз из-за того, что я почти ничего не знаю? — прищурилась Лийга. — Может быть, я ошиблась?
— В том-то и дело, что нет, — покачал головой Ит. — Ты делаешь правильные выводы. Думаю, это может происходить из-за того, что ты училась в иной системе, поэтому мыслишь не так, как это привыкли делать мы. Используешь иные категории, обобщаешь по-другому.
— Не знаю, — Лийга пожала плечами. — А ещё это может быть из-за того, что я старая, Ит. Поэтому хорошо умею отбрасывать всё лишнее, оставляя только то, что действительно важно. И, повторю, совсем не факт, что я права. Кажется, ты торопишься с выводами. Мои выкладки требуют проверки, а проверить мы ничего не можем. Увы.
— Да, увы, — согласился Ит. — А жаль.
Он чуть приподнялся, опираясь на руки, вгляделся.
— Лийга, встань, посмотри, — попросил он. — Кажется, там море.
Лийга встала, выпрямилась. Придерживая капюшон скиба, чтобы не сдуло ветром, приложила ладонь козырьком ко лбу.
— Точно, — сказала она. — Пойдем вниз, надо сказать Рифату.
На ночь решили остановиться — Рифат объяснил, что им лучше будет спуститься вниз, и двигаться вдоль воды. Если идти по верху, путь отнимет слишком много времени, об этом ему рассказали в Саладусе, а вот по берегу получится быстрее, потому что там дорога все-таки получше. Патрули? Ну да, к сожалению, есть риск нарваться на патруль, но он и наверху тоже есть. Насколько быстрее? На сутки, как минимум. Поэтому надо вниз. Но искать спуск лучше всё-таки при свете, а не в темноте.
Ит спал эту ночь неспокойно, несколько раз просыпался — его будили кошмары, и он всё никак не мог понять, приснилось ли ему то, что он видел во сне, или это начали оживать другие фрагменты заблокированных воспоминаний. Какие-то коридоры, слабо освещенные, какие-то непонятные люди и не люди, и, главное, совершенно деморализующее и лишающее всяких сил ощущение инфернальной глухой тоски и беспомощности. Проснувшись во второй раз, он вдруг понял, что обречен, но почему — так и не сумел вспомнить. Снова попытался заснуть, и снова увидел во сне нечто, не поддающееся трактовке, но при этом отталкивающее и страшное. Последним, чем запомнился Иту этот кошмар, было произнесенное рядом с ним слово «Метатрон», но, проснувшись, Ит так и не сумел вспомнить, кто это сказал, и почему.
— Я схожу с ума, — произнес он беззвучно. — Впрочем, немудрено. Кажется, мы все сходим с ума.
Ноги болели, руки болели, спина болела — словно он и не ложился. Ит кое-как натянул кафтан (спали они, не снимая скибов), взял костыли, стоявшие в изголовье его койки, и побрел в кабину, за окнами которой стоял сейчас густой, как молоко, туман. День будет солнечный, подумалось ему, и, видимо, это будет первый солнечный день за последнюю декаду. Что ж, неплохо. Нам будет легче найти дорогу.