Дорога из желтой чешуи

Смайлер Ольга

— Сходи к ней, — настаивал бурундук, — ты не можешь сейчас прятаться так, как делала это время.

— Я не могу к ней, — возражала кошка, — Не могу. Ну, что я ей скажу?

— Например: «Прости, я была не права»? Ты же сама мать, и должна ее понимать… Не пора ли уже поставить точку в той истории.

— Знаешь что, Раравис, — кошка переступила с лапы на лапу, — очень трудно простить того, перед кем ты сам виноват.

— Чшшшшш… кажется, мы разбудили её — полосатый зверек в несколько прыжков оказался на кровати, рядом со мной.

— Привет, Раравис! Чего

это вы через окно, как незваные гости приходите? — я с удовольствием смотрела, как бурундук обращается в хорошо знакомую светловолосую женщину, волосы которой были заплетены в две косички, а на руках звенела, шуршала и переливалась всеми цветами коллекция фенечек.

— Катце стесняется, — Раравис кивнула за спину, и я обнаружила, что на подоконнике сидит невысокая, русоволосая девушка «в теле», круглое личико которой было щедро усыпано веснушками.

— Чего стесняется? — удивилась я.

— Не чего, а кого, — хихикнула Раравис, — Она боится с Феликсом столкнуться, у них некогда размолвка вышла… Эдак века полтора назад.

Я хотела предупредить, что в этой ситуации моя комната как раз не самое надежное убежище, когда дверь в комнату распахнулась, впуская рыжего дракона.

Казалось, что Феликс с разбегу наткнулся на стену — он замер, уставившись на Катце, тяжело дышал и только сжимал и разжимал кулаки.

Та сползла с подоконника, выпрямилась, напоминая собой натянутую струну, и гордо вздернула подбородок.

— Пришла, — выдохнул дракон, и я не узнала его голос.

— Пришла, — согласилась Катце напряженным голосом.

Они замолчали, все так же меряя друг друга взглядами, наконец рыжий сдался, и первым отвел взгляд.

— Сходила бы, попрощалась. Она ждет, уйти не может.

— И схожу, — все также с ноткой истерической боевитости в голосе отозвалась та.

Феликс сделал шаг в сторону, символически освобождая проход, Катце прошла мимо, не опуская головы и развернув плечи, разве что не печатая шаг. Уже у самой двери она, взявшись за ручку, остановилась и как-то беспомощно обернулась.

— Спасибо… отец… Я помню, что ты был на моей стороне.

На лице Феликса отразилась такая гамма эмоций, что я тут же предпочла притвориться спящей.

Дракон, тяжело ступая, подошел к кровати, и уселся на ее край, прямо поверх одеяла.

— Не спишь, — констатировал он.

— Не сплю, — призналась я, и открыла глаза.

— Ты, наверное, гадаешь, что это было?

— Неа, — помотала я головой по подушке, и скривилась от резкой боли, — в каждой семье есть свои скелеты в шкафах, я не любительница их разглядывать.

— Скелеты? — удивился Феликс.

— Это образное выражение, обозначает «страшные тайны» — отозвалась Раравис, про которую мы позабыли, — я тебе потом соответствующий анекдот расскажу.

Феликс закинул ногу на ногу, сцепил на коленях пальцы, и в его привычном облике балагура и весельчака снова проступил многовековой возраст и такая же древняя усталость.

— Катце не совсем человек, Гала. Вернее, человеком я уже её не застал. Когда ей было пятнадцать, она подхватила

одну из этих за-Рубежных детских болячек, которая переносится тем проще, чем меньше тебе лет. Инди билась, как могла, даже протащила через рубежи несколько лекарей «оттуда», но они ничем не смогли помочь. И вот, когда Катце впала в беспамятсво, сходившая с ума мать провела над ней магический ритуал. Катце умерла в ту же ночь.

— Умерла? — я почувствовала, как кожа покрывается мурашками.

— Умерла, — подтвердил Феликс, — чтобы возродится вновь, уже Катце-кошкой, оборотнем

— Она не знала, что умерла, и что возродилась снова, она не знала, что она теперь веркошка, — историю пришлось продолжать Раравис, потому что Феликс замолк, и с увлечением разглядывал носки своих сапог. — Она была уверена, что у нее был кризис и она выздоровела. Поэтому она жила, как обычная девушка — балы, мальчики, красивые платья. В то время мы трое были близки.

— Трое? — осмелилась задать вопрос я.

— Странные дети Аномалии. Была еще Аннеле, — голос Раравис дрогнул и она отвернулась.

— А потом, когда амулет подчинения Великий и Ужасный передал Инди, появились шурхи, — снова зазвучал голос Феликса, — и Катце увязалась с войсками Великого и Ужасного, присланными в помощь, как мы не отговаривали её. Тогда у нас случилась первая размолвка. Она заявила, что я ей не отец, и не имею никакого права указывать, что ей делать. Это был первый и последний раз, когда мы подняли эту тему. И Катце убили снова.

— Убили? — повторила я, как попугай, — Погодите… Как убили?

— Убили. Смерть её в пламени шурха была мучительной, поэтому, когда она очнулась в своей старой, «детской» комнате, то все еще кричала от ужаса, и эту свою жизнь она начала седой.

— И педантично посещала мастера по окраске волос раз в неделю, — голос у Раравис был грустным.

— Эту жизнь? — мне очень хотелось помотать головой, чтобы уложить полученную информацию, но я боялась, что боль вновь вернется.

— Этот ритуал, кроме второй сущности, дает еще и девять жизней, но отнимает возможность при перерождении забывать прошлые. Умерший возвращаешься в мир в том возрасте, в котором впервые умер.

— Здравствуй, пубертатный период, гормональные бунты, прыщи и юношеский максимализм, — грустно улыбнулась Раравис.

— Катце впервые обернулась где-то через неделю, сильно испугавшись. А дальше… Дальше был скандал, они с баст наговорили друг другу много такого, что никогда не стоит говорить. Катце считала, что Инди сломала ей жизнь, что сделала настоящим чудовищем. И тогда она сбежала… Инди сходила с ума, металась, пыталась её найти, поговорить, объясниться, но каждый раз, когда казалось, что мы нашли её след — Катце ускользала, утекала водой сквозь пальцы. Потом Инди смирилась, у нее словно что-то выгорело внутри. Не было больше шикарной, царственной баст, прекратились праздники и приемы, потихоньку перестали приезжать гости, да и сам замок… Ты видишь, в каком он состоянии. Нам с Индирой было нужно не много. Думаю, если бы не амулет подчинения, она бы и меня выгнала.